Медицинский «оптимизатор» попал под следствие. И все это - благодаря автономии

В соцсетях гуляет картинка с цитатой из гоголевского «Ревизора»: «Лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то он и так умрет, если выздоровеет, то он и так выздоровеет». Слова классика почти двухвековой давности снова актуальны. В российских больницах сотрудникам дается негласная установка: не болтать. Если новые методы лечения болезни или эффективные лекарства не входят в программу госгарантий либо в медучреждении нет возможности их предоставить - пациенту о них просто не расскажут. Доктора мрачно шутят, что поскольку список дефицита растет, скоро самыми доступными останутся физраствор и йод. «Лента.ру» пыталась разобраться, как нехватка денег в системе здравоохранения сказывается на врачебной этике.

Привычка к худшему

Майя Сонина, председатель благотворительного фонда «Кислород», помогающего людям с муковисцидозом (генетическое заболевание, разрушающее легкие), уверяет, что заговор молчания стал обычным явлением. У подопечных фонда в легких скапливается слизь. Чтобы она не гнила, нужны хорошие антибиотики. В некоторых случаях курс лечения - сотни тысяч рублей. Дженерики (аналоги оригинальных препаратов) часто не помогают и вызывают осложнения, поскольку нередко изготавливаются из недостаточно очищенного сырья.

В поликлиниках больным выписывают импортозамещенные дешевые дженерики, - рассказывает Майя. - Если врачи видят, что лекарство не действует и у больного все больше нарушаются функции дыхания, их это не заботит.

По словам Сониной, сначала люди пытались жаловаться, требовать хороших препаратов, потом смирились:

Администрация больниц их запугала, что если будут куда-то писать - вообще ничего не получат. Больным так и говорят: сейчас всем трудно, должны быть довольны тем, что есть. У врачей зарплаты маленькие, работы много, и на вас время тратить не будем.

И не тратят. В «Кислород» поступает много писем от «запущенных» пациентов. Те, кому муковисцидоз диагностирован недавно, просто не знают, какие варианты лечения существуют.

Недавно мы из Ростова в Москву перевезли 18-летнего мальчика. Ему давали антибиотики еще советских времен, крайне неэффективные в его ситуации. Довели до ужасного состояния. Сейчас, когда мама оказалась в федеральной клинике, она с удивлением читает список назначенных лекарств. И говорит, что даже и не думала, что такие таблетки есть.

От принципа «не болтай» больше всего страдают больные, нуждающиеся в дорогостоящем лечении. Для борьбы с раком груди, например, используется современный препарат герцептин. Стоимость флакона в аптеках - до 80 тысяч рублей.

При определенном типе онкологии герцептин обязателен, - говорит президент ассоциации онкологических больных «Здравствуй!» Ирина Боровова. - Даже когда пациентка достигла ремиссии, препарат нужно принимать как минимум в течение года. В противном случае рак почти всегда возвращается. Несмотря на то что лекарство обязаны закупать, его не хватает. В регионах женщинам о таком препарате даже не говорят. А если больные самостоятельно узнают, местные онкологи убеждают их, что это лишнее.

Меньше знаешь - крепче спишь

Врачи не отрицают, что вынуждены играть в молчанку: за распространение «закрытой» информации начальство может влепить выговор или уволить. Больной или его родственники, услышав о существовании спасительного средства, пишут в прокуратуру, требуют от Минздрава предоставить его бесплатно.

Нужное лекарство может даже входить в программу госгарантий ОМС, - рассказывает онколог из Санкт-Петербурга Алексей Николаев (фамилия изменена). - Однако в больнице его нет - не купили из-за отсутствия денег. Ситуации бывают разные. Бывает, врач смотрит на пациента и понимает, что назначать ему дорогостоящее лечение, которое государство не предоставит, а сам он вряд ли сможет купить, смысла нет. Поэтому он о таких возможностях и не говорит. Или наоборот - врач видит, что больному по карману дорогой препарат, которого в больнице нет, а значит - ему можно что-то порекомендовать. Однако доктор все равно «партизанит». Потому что опытный и представляет: если скажет - благодарный пациент выйдет из кабинета, сядет в дорогую машину, достанет дорогой телефон и позвонит: «Слушай, Михалыч! Мне сказали, что надо приобретать лекарство за свой счет. А почему вы им больницы не снабжаете? Что за фигня такая?» На следующий день доктора вызовет главврач и отчитает: «Чего это ты делаешь? К тебе такие люди приходят, а ты им что предлагаешь? Мне звонили по этому поводу из комитета здравоохранения. Я тебя сейчас накажу. А впредь, если у тебя такие пациенты появятся, веди их ко мне». Так что сегодня главврач августейшим повелением решает, кто достоин современного лечения, а кто нет.

По словам Алексея, многие во врачебном сообществе считают, что принцип дозировки информации - на благо пациента: меньше знаешь - крепче спишь. И мало кто думает о том, что умалчивая отнимают у человека шанс на спасение. Медицина приспосабливается к военно-полевым условиям.

Система настроена на то, чтобы врачебную практику адаптировать под свои возможности, - объясняет собеседник «Ленты.ру». - А они сейчас весьма ограничены. И когда ты не можешь назначить оптимальное лечение, сам себя убеждаешь, что вроде бы оно и не нужно. Вроде и так хорошо. Сколько и как проживет человек - тебя уже не касается. Один компромисс, другой, а потом ты уже начинаешь рекомендовать людям не то, что делается в ведущих клиниках мира, а то, что у тебя есть. Останется фурацилин - будут лечить им. К сожалению, у нас многие врачи, да и целые больницы этот путь уже прошли.

Будь как все

На фоне регионов островком благополучия до недавнего времени оставалась Москва. Однако и тут врачебная этика несколько искривилась ввиду дефицита средств. Городская онкологическая больница №62, которую профессиональное сообщество и пациенты считают лучшей в стране, стала участницей громкого скандала, связанного с лекарствами. Часть препаратов для химиотерапии клиника получает централизованно, их закупку проводит департамент здравоохранения города. Но поскольку их не хватает, некоторые препараты учреждение закупает самостоятельно - за счет заработанных средств.

У нас лежал больной не из Москвы, - рассказывает главврач больницы Анатолий Махсон. - Мы его оперировали и лечили по обязательному полису медицинского страхования (ОМС). Но в Москве химиотерапия в тариф ОМС не входит, поскольку препараты для нее закупает сам город, то есть иногородние должны ее оплачивать. Наш больной согласился с этим условием, но когда ему сказали, сколько он должен за это заплатить, схватился за голову и уехал: ему насчитали 90 тысяч рублей. Я очень удивился, потому что обычно у нас за такой цикл химиотерапии выходило около 30 тысяч. Стали разбираться - и оказалось, что в больнице сейчас используется препарат, купленный департаментом здравоохранения Москвы. В той же дозировке и того же производителя мы закупали это лекарство по 7,5 тысяч рублей за флакон, а в централизованной поставке он уже был по 25 тысяч.

После этого врачи ради интереса провели анализ других закупок по линии департамента. Пользовались при этом открытыми данными с сайта zakupki.gov.ru. Разница шокирует. В 2016 году город платил за упаковку золендроновой кислоты от 4135 до 17125 рублей. Это же лекарство в той же расфасовке больница приобрела по 1019 рублей. Упаковка 100 мг Оксалиплатина больнице досталась за 859 рублей, а город умудрился купить это же лекарство с разбросом цен от 5839 до 13580 рублей за пачку. С конца 2014 года по 2016-й стоимость многих отечественных лекарств, приобретенных по городскому тендеру, выросла в 11 раз!

Мы для себя старались, поэтому вели напрямую переговоры с производителями, - объяснил «Ленте.ру» ценовые метаморфозы Анатолий Махсон. - Другой секрет: фармкомпании соглашались делать нам большие скидки на препараты, срок годности которых истекал. Но лекарства у нас не залеживались, быстро шли в оборот.

Результаты своего «исследования» ГКБ № 62 направила в мэрию Москвы. Там, похоже, руководствуясь принципом «не болтай», с ноября лишили клинику права самостоятельно закупать препараты. Теперь все лекарства больница будет получать на общих основаниях - чтобы у кого-нибудь снова не возникло искушения сравнить. Более того, в профессиональном сообществе поползли слухи о том, что больницу реструктуризируют, оптимизируют, а то и вовсе закроют.

Впрочем, в департаменте здравоохранения города Москвы эти слухи решительно опровергли. «Ленте.ру» там заявили, что никаких планов и тем более распорядительных документов по закрытию онкологической больницы № 62 не существует. Напротив, департамент «планирует и дальше укреплять и развивать эту клинику, которая по праву считается одной из ведущих по онкологическому профилю».

Выступая на городской клинико-анатомической конференции, вице-мэр Москвы по социальным вопросам Леонид Печатников посвятил ситуации в онкологической больнице отдельное выступление. По его словам, перевод клиники на централизованные закупки ни в коем случае нельзя считать злым умыслом.

В 2015 году, в соответствии с законом, мы погрузили стационарную помощь по онкологии в систему ОМС, прекрасно понимая, что стоимость лечения онкологических больных, мягко говоря, не полностью покрывается этими тарифами, - объясняет Печатников. - И тогда Анатолий Нахимович Махсон пришел ко мне с предложением: на период такой адаптации в порядке эксперимента перевести больницу в статус автономного учреждения. Он это очень четко аргументировал, и я посчитал это разумным. У автономного учреждения, в частности, была возможность закупать препараты не по закону ФЗ №44, а по ФЗ №223, то есть, по сути, у единственного поставщика. Он убедил меня, что сможет договориться с поставщиками, чтобы ему отпускали препараты дешевле. Мы такое исключение сделали - это была единственная больница в Москве, ни одна другая, работающая с онкологическими больными, такую привилегию не получила.

Однако с 1 января 2017 года, по словам Печатникова, в Москве ФЗ №223 перестает действовать. Дело в том, что некоторые предприятия злоупотребляли правом закупать у единственного поставщика и допускали нарушения финансовой дисциплины. И хотя к Анатолию Махсону в этом смысле никаких претензий никогда не возникало, мэр принял решение с 2017 года перевести все ГУПы и автономные учреждения на закупки по ФЗ №44. А это, по мнению вице-мэра, означает, что условия автономии становятся бессмысленными и даже опасными.

Скачки цен на конкурсе Печатников объясняет бюрократическими коллизиями, которые на сегодняшний день уже ликвидированы.

До 2015 года при централизованных закупках лекарств в качестве начальной максимальной цены ставили минимальную цену, зарегистрированную в Минздраве, - поясняет вице-мэр. - Но 12 января 2015 года все регионы получили директивное письмо из Министерства экономики, которое обязывало ставить максимальную зарегистрированную цену, чтобы в торгах могли принять участие абсолютно все поставщики. Все взяли под козырек, исполнили, и лекарства действительно подорожали. Но теперь мы вернулись к той методике определения цены, которая была до этого письма. Даже если в нем не было злого умысла, это глупость, конечно, была невероятная.

Печатников обещает внимательно изучить опыт клиники в лекарственном обеспечении и взять на вооружение.

Нашим пациентам мы стараемся говорить о том, как лечат их случаи в мире, - продолжает Махсон. - И не только говорить, но и покупать инновационные препараты. Мы купили, например, за счет больницы Бейодайм. Курс лечения им стоит около 2 миллионов рублей. Он помогает молодым женщинам с Her-позитивным раком молочной железы. Если мы используем только герцептин, который есть сегодня в госзакупках, вылечиваем 40 процентов этих больных. С новым препаратом - 75-80 процентов. И самое важное - лекарство можно использовать при беременности. Мы на 20 миллионов купили этот препарат. Хорошо, если всем хватает. А если нет - как врачу выбирать? Пока у нас хватало. Как дальше - не знаю. Наверное, все станет как у всех.

По прогнозам Махсона, в российской медицине все изменится лишь тогда, когда министр здравоохранения начнет говорить правду, а не твердить, что у нас все замечательно и будет еще лучше.

Разве может быть все замечательно, когда бюджет на здравоохранение в России составляет 3,5 процента от ВВП, а в развитых странах - 8-16 процентов? - подводит он итог. - Если денег нет, то нужно менять систему медицинского страхования. Современная - не работает.

По данным «Незыгаря», бывший заместитель Собянина по вопросам соцразвития Леонид Печатников находится в разработке ведомств Бортникова (ФСБ) и Бастрыкина (СКР). Надо заметить, вопросов к деятельности Печатникова на посту заммэра всегда хватало, но это никак не сказывалось на нем. Сейчас ситуация иная: вышеуказанный telegram-канал с некоторых пор эксперты упорно связывают с кремлевской администрацией…

Авторитетный telegram-канал «Незыгарь» сообщил, что Леонид Печатников, отправленный в отставку с должности вице-мэра Москвы после сентябрьских выборов, попал под следствие. По сведениям канала, ему инкриминируют хищения на сумму в 3,5 млрд рублей. К тому же и мэр столицы Сергей Собянин уже в курсе возникшей коллизии.

Собственно, если информация правдива, Печатников стал вторым вице-мэром столицы, рискующим присоединиться к Улюкаеву, Белых и прочим «сиятельным узникам». Но если лужковский замtcnbntkm Рябинин работал в правительстве недолго и на взятке попался скоротечно, не успев стать полностью своим для столичной элиты, то Леонид Печатников - это совсем другая по масштабам фигура, отмечает News.ru (https://news.ru/obshestvo/pechatnikovdelo/).

Собственно, именно с именем Печатникова и связана весьма противоречивая реформа по оптимизации столичного здравоохранения, построенная на сокращении количества врачей и слиянии (укрупнении) медицинских учреждений. Реформа эта встретила резкое осуждение как пациентов, так и самих врачей. Видный депутат Госдумы, в прошлом социальный министр Калашников сравнил её с геноцидом.

Между тем деятельность «оптимизатора» была отмечена возведением в ранг «вице» по социальным вопросам. И надо сказать, очень долго Леонид Михайлович был, как любят выражаться, абсолютно тефлоновым, то бишь возникавшие вокруг его имени волны скандалов не причиняли его карьере никакого вреда.

Началось с того, что выбранный им преемник на посту министра здравоохранения Москвы в срочном порядке эмигрировал в Швейцарию, прочувствовав, что запахло жареным, далее говорится в публикации News.ru. В далёкой стране у него был припасён солидный запасной аэродром. Но Печатников вёл себя так, как будто ничего не случилось. Однако и следующий министр Хрипун ничем себя не проявил. Врачи стали даже с тоской вспоминать времена лужковского министра, известного хирурга Сельцовского.

Как-то некстати выяснилось, что представляясь повсюду доктором медицинских наук, Печатников не может документально подтвердить свои высокие научные достижения. В конце концов, загнанный в угол доктор наук заявил, что, мол, защитил диссертацию во Франции, но и там не обнаружилось формального подтверждения, продолжает сетевое издание.

Печатников в ответ пытался обвинить своего оппонента в хозяйственных злоупотреблениях. В общем, шум был большой. Но в центре разборки медицинских мужей была всё та же «оптимизация», которая в сфере онкологии представлялась особенно вопиющей.

Известен был Леонид Печатников и своей неожиданной поддержкой либерала Леонида Гозмана, сравнившего НКВД и гестапо. И когда журналистка «КП» напомнила, что из кожи предков Гозмана нацисты абажуры делали, Печатников заявил, что с «Комсомолкой» дела больше иметь не будет. Впрочем, быстро одумался.

Хотя все понимали, что появляющиеся сведения о странных поставщиках крупнейших столичных больниц с регистрацией на Кипре и в иных офшорах не остались без некоторых последствий. Ведь среди их официальных учредителей попадались, например, выходцы из того же Европейского медицинского центра, который долго возглавлял Печатников.

Теперь, если верить «Незыгарю», могли раскрутить всю цепочку, по которой шли в офшоры казённые миллиарды. Ждём подробностей.

В обращении Махсон оценивает переплату департамента за медикаменты и медицинские аппараты за прошлый год в 217 млн рублей. Расчет сделан на основании закупочных цен 62-й больницы и департамента. Махсон просит привлечь виновных к уголовной ответственности. Заявление передано в ФСБ 23 декабря, рассказал Republic Махсон. По его словам, решение о возбуждении дела должно быть принято до конца недели.

В заявлении приводится сравнительная таблица по ценам закупки на пять онкологических препаратов, в том числе, трастузумаб, вектибикс и новотакс. Самая большая разница между ценой закупки 62-й больницы и Департамента здравоохранения – по препарату новотакс. Больница покупала его по 2,9 тысячи рублей за единицу, а Департамент здравоохранения – за 25,4 тысячи рублей, следует из письма.

Также сравниваются цены на аппараты иммуногистохимии, микроскопы и источники бесперебойного питания.

«Завышение закупочных цен привело к дефициту противоопухолевых препаратов отпускаемых по льготным рецептам в аптечных пунктах города и как следствие приведет к увеличению смертности от онкологических заболеваний», – пишет в своем заявлении Махсон.

Также Махсон указывает, что докладывал о ситуации вице-мэру Москвы по вопросам социального развития Леониду Печатникову, но «вместо адекватной реакции по инициативе Печатникова принято распоряжение правительства Москвы о переводе МГОБ №62 из автономного учреждения здравоохранения в бюджетное», что по факту лишит больницу возможности закупать лекарства самостоятельно.

«Ведемекум.ру» , 08.12.16, «Печатников ответил на критику главврача 62-й больницы»

Волнующий умы медицинской общественности конфликт между Департаментом здравоохранения Москвы (ДЗМ) и городской онкологической больницей №62 назревал давно, но в медийном пространстве развивался стремительно. В конце ноября в соцсетях появилась информация о том, что больницу реструктурируют, оптимизируют, а то и вовсе закрывают. Активно принявший участие в судьбе этого медучреждения известный блогер Сталик Ханкишиев намекнул даже, что место главного врача больницы «…уже продано за $1,1 млн долларов США. Прямо так ярко деньги увидел, мол, миллион кому-то там, а сотка – посреднику». Главврач больницы Анатолий Махсон не стал скрываться за соцсетями и развернуто обосновал свои претензии к ДЗМ и его куратору в правительстве Москвы вице-мэру Леониду Печатникову в большом интервью Vademecum. На запрос о комментариях в ДЗМ официально не откликнулись, однако по неофициальным каналам в распоряжении Vademecum оказалась видеозапись выступления Леонида Печатникова на городской клинико-анатомической конференции, состоявшейся 7 декабря в правительстве Москвы. В своей речи вице-мэр заочно полемизирует с Махсоном, отвергая все обвинения. Ниже приводится ее полная расшифровка.

Начало расшифровки выступления Леонида Печатникова:

История, которая так всех будоражила последнее время, – это история 62-й больницы. У нас нет тут Анатолия Нахимовича [Махсона. – Vademecum]? Он не приходит больше к нам? Жаль.

Дело в том, что, когда мы в 2015 году, в полном соответствии с законом, погрузили стационарную помощь по онкологии в систему ОМС… Мы довольно долго сопротивлялись этому, ну, сопротивляться мы не могли, но оттягивали, прекрасно понимая, что стоимость лечения онкологических больных практически, мягко говоря, не полностью покрывается тарифами ОМС.

И тогда Анатолий Нахимович пришел ко мне с предложением – на период такой адаптации попытаться сделать эксперимент: перевести больницу №62 в статус автономного учреждения. Он это очень четко аргументировал. У автономного учреждения была возможность закупать препараты по закону ФЗ №223, а не по ФЗ №44, то есть, по сути, у единственного поставщика. Он убедил меня, что он сможет договориться с поставщиками, чтобы ему на одну больницу по этому ФЗ №223 отпускали препараты подешевле.

Почему ему могли отпускать препараты подешевле? Он этого никогда, кстати, не скрывал, и мне это тоже показалось очень разумным – потому что он брал у них препараты с истекающим сроком годности.

Я тоже посчитал это разумным, поскольку препарат действующий, но у него осталось на упаковке три-четыре месяца. Но пациент упаковки, извините, не видит, препарат действующий, и если можно на этом так сэкономить… Поставщики отдают препараты в три – пять раз дешевле, а иногда и просто бесплатно – им выгоднее со склада все это просто вывезти. Мне показалось это очень разумным. Я довольно много времени потратил, чтобы убедить и Департамент экономической политики, и мэра, чтобы мы сделали исключение такое. Мы такое исключение сделали – это была единственная больница в Москве, ни одна другая больница, работающая с онкологическими больными, такую привилегию не получила. Но для Анатолия Нахимовича мы такую привилегию сделали. Не для него, а для пациентов, естественно, потому что от этого должны были выиграть все. И так оно, собственно, и происходило. Он методом котировок просил компании представить лекарства с истекающим сроком годности, они ему их продавали, а иногда и просто дарили. То, на что ни департамент, ни никто из вас, находящихся в бюджете, права не имеете – вы работаете в рамках ФЗ №44, по нему вы должны ставить условие не менее 80% остаточного срока годности.

Но дело в том, что с 1 января 2017 года уже в Москве ФЗ №223 перестает действовать. По нему работали многие – и ГУПы, и автономные учреждения, и акционерные общества с государственным участием, все старались работать по 223-му закону, чтобы договариваться с единственным поставщиком. Когда я говорю слово «договариваться», я не говорю, что в этом есть что-то криминальное. В случае с Анатолием Нахимовичем никакого криминала не было – он договаривался ради больных. И это абсолютно не вызывает у меня никаких сомнений. Но другие злоупотребляли. И поэтому мэр принял решение, что с 2017 года все, включая ГУПы и автономные учреждения, и акционерные общества с госкапиталом… все должны работать по условиям ФЗ №44. Поэтому находиться дальше в условиях автономии оказалось абсолютно бессмысленным, более того, даже опасным.

О привилегии я рассказал, а опасности тоже есть, потому что автономное учреждение, в отличие от бюджетного, несет ответственность [по обязательствам. – Vademecum] своим имуществом. И любая кредиторская задолженность может оказаться рискованной для имущества больницы, понимаете, да, о чем я говорю?

Автономное учреждение имеет право… брать кредиты в коммерческом банке, но любая кредиторская задолженность может оказаться рискованной для имущества больницы. Поэтому было принято абсолютно, на мой взгляд, нейтральное решение [ДЗМ 1 декабря издал приказ №963, изменяющий статус городской онкологической больницы №62 с автономного на бюджетный. – Vademecum]…Тем более что несколько лет больница так проработала, адаптация прошла, мы вернули ее в бюджет.

Реакция Анатолия Нахимовича была своеобразной: он сказал, что в условиях ФЗ №44 он работать не может, поэтому он решил в свои 69 лет уйти на пенсию. Я его попросил не торопиться с этим решением, более того, попросил Алексея Ивановича [Хрипуна, руководителя Департамента здравоохранения Москвы. – Vademecum] рассмотреть возможность – если он решил уже уйти с должности главврача – предложить ему должность президента больницы. У нас Леонид Михайлович Рошаль президент своего института, Ермолов – президент института Склифосовского, Георгий Натанович Голухов – президент 31-й больницы. И поговорить с ним о том, кого он собирается оставить и кому бы он хотел передать свое детище – это, надо отдать ему должное, созданная им больница, очень хорошая.

Но вместо этого Анатолий Нахимович предпочел уйти на больничный лист, а дальше то, что он пишет, я думаю, вы все читаете. Причем он нигде не указывает на то, что ему так дешево удается покупать, связано с тем, что он работал совсем по другим правилам. Дальше появляются совсем фантастические истории о том, что 62-ю больницу собираются закрыть, что должность его уже продана за $1 млн.

Почему он оценил свою должность только в 1 млн, и именно долларов, надо у него спросить, он, видимо, посчитал.

Появляются, честно говоря, довольно оскорбительные для Департамента здравоохранения истории. Сейчас, безусловно, по всем этим публикациям идут проверки, это в наше время бесследно не остается. Проверяет Москонтроль, проверяет Контрольное управление президента, все, в общем, проверяют, а дальше по результатам проверок посмотрим, каков результат. Мы со своей стороны, я думаю, тоже, наверное, проверим – чтобы 62-я больница поделилась с нами своим положительным опытом, поэтому Андрей Владимирович [Саунин, замдиректора Службы финансового контроля ДЗМ. – Vademecum] я прошу вас и Парасочкину [Ольга Парасочкина, директор Службы финансового контроля ДЗМ. – Vademecum] тоже со своей стороны попросить, чтобы с нами поделились положительным опытом работы.

Вот, собственно, и все. Я специально хотел это рассказать, чтобы это не было келейными историями, и вы понимали, что происходит на самом деле. В одном Анатолий Нахимович прав – и это я тоже не хочу от вас скрывать – дело в том, что раньше, до 2015 года, мы, когда торговали в Департаменте здравоохранения [речь идет о централизованных закупках лекарств. – Vademecum], в качестве начальной максимальной цены [закупочного аукциона] ставили минимальную… цену, зарегистрированную в Минздраве. 12 января 2015 года все регионы, не только Москва, получили директивное письмо из Министерства экономики, которое обязывало нас в качестве начальной максимальной цены ставить максимальную цену, зарегистрированную в Минздраве. Они руководствовались тем, чтобы в торгах могли принять участие абсолютно все – потому что когда мы берем минимальную цену, то как бы только один участник, а если берем максимальную, то все дальше могут участвовать в торгах. Все взяли под козырек, исполнили, и лекарства действительно подорожали.

Когда мы говорим, что готовы заплатить 100 рублей, ну какой дурак нам будет предлагать по 20 рублей. Такое было письмо. К сожалению, ни министр здравоохранения, ни я, ни мэр, мы об этом письме не знали, оно прошло по департаментам по всей России – поэтому по всей России цены стали расти. Помните, Скворцова сказала, что все губернаторы покупают дороже, чем Минздрав? Потому что во всех департаментах это письмо было, а в Минздраве его не было.

Когда я об этом узнал, то с этим письмом помчался к мэру. Я не буду передавать эмоции Сергея Семеновича Собянина, он вызвал… позвонил Скворцовой [Вероника Скворцова, министр здравоохранения РФ. – Vademecum], спросил, знает ли она об этом, она тоже ничего не знала. Сергей Семенович поехал к премьер-министру, и это письмо практически было дезавуировано, и сегодня мы вернулись к той методике определения начальной максимальной цены, которая была до этого письма Министерства экономики. Как дальше этим в Министерстве экономики будут заниматься, – уже не наше дело. Письмо, даже если в нем не было злого умысла, это глупость, конечно, была невероятная.

Когда мы вернулись к той методике определения начальной максимальной цены, то только на двух последних аукционах по онкопрепаратам мы сэкономили 1 млрд 572 млн рублей – немаленькие деньги, только по двум препаратам по двум аукционам.

от в этом Анатолий Нахимович абсолютно прав, когда говорит, что изменились условия формирования начальной максимальной цены.

Другое дело, что он, конечно, не знал об этом письме Минэкономики и обвинил Департамент здравоохранения в коррупции и воровстве. Ну, в конце концов, давайте мы ему это простим – об этом письме он действительно не знал и не подозревал, а спросить он, видимо, посчитал ниже своего достоинства. Я хотел бы, чтобы вы знали, что происходит.

Больница №62 была и остается одной из лучших онкологических больниц не только в Москве, но и, думаю, в России. Безусловно, никому бы и в голову не пришло посягать на 62-ю больницу, но, к сожалению, произошло то, что произошло.

«Ведемекум.ру » , 08.12.16, «Все будет хорошо, кроме лечения больных»

Главврач московской городской онкологической больницы №62 Анатолий Махсон – о перспективах превращения медучреждения из автономного в бюджетное.

Департамент здравоохранения Москвы 1 декабря издал приказ №963, изменяющий статус городской онкологической больницы №62 с автономного на бюджетный. Чуть раньше – в ноябре – по ходатайству вице-мэра по социальным вопросам Леонида Печатникова столичное правительство выпустило постановление №578-РП, обосновывающее изменения необходимостью «совершенствования и оптимизации деятельности» 62-й больницы, а также «повышением качества предоставляемых ею услуг». Руководство медучреждения, имеющего реноме лучшей государственной онкологической больницы города, узнало о внезапных изменениях, только получив приказ Департамента здравоохранения, согласно которому в течение двух месяцев больнице должны скорректировать объем госзадания и финансирования на 2017 год. Vademecum поговорил с главврачом больницы № 62 Анатолием Махсоном о плюсах автономного статуса и возможных последствиях в случае его потери.

– Что дает больнице статус автономного учреждения?

– Все считают, что это частная больница. Но ничего подобного, это государственное учреждение, имущество которого принадлежит городу. Поэтому его нельзя ни обанкротить, ни разорить. И продать его нельзя. Главное отличие автономного учреждения – больше самостоятельности в хозяйственной деятельности и возможность свободно распоряжаться заработанными средствами. Главным органом автономного учреждения является наблюдательный совет, который состоит из трех групп: треть – представители Департамента здравоохранения, треть – сотрудники больницы, но не администрация, треть – представители общественности и один человек – из Департамента имущества Москвы. Совет утверждает планы и заслушивает отчет главного врача о результатах деятельности больницы. Еще одно отличие – автономное учреждение ведет торгово-закупочную деятельность по федеральному закону №223-ФЗ, а не по №44-ФЗ. Положение о торгово-закупочной деятельности утверждается наблюдательным советом, и по нему работает учреждение. Надо заметить, что ФЗ №223-ФЗ значительно проще и, более того, дружелюбнее. В то же время автономное учреждение, так же как и бюджетное, получает государственное задание, от которого оно не может отказаться, даже если госзадание полностью не обеспечено финансами.

– Когда вам сообщили, что больницу хотят перевести в формат ГБУЗ?

– Приказ Департамента здравоохранения о переходе в бюджетное учреждение здравоохранения мы получили 1 декабря 2016 года, хотя постановление было принято правительством Москвы 8 ноября, и сделано это было с нарушением закона. В этом постановлении сказано, что реорганизация проводится в целях улучшения качества обслуживания. Главный врач больницы №62 не входит в наблюдательный совет – он только докладывает его членам о результатах деятельности, о планах финансово-хозяйственной деятельности и так далее. По уставу ГАУЗ МГОБ №62 (в соответствии с законом) решение об изменении вида учреждения принимается наблюдательным советом по результатам его деятельности. В Департаменте здравоохранения Москвы есть система оценки деятельности учреждений, которую мы всегда проходим одними из лучших, например, у нас хирургическая активность лучшая по городу и так далее. Понимаете, если идти по закону, нужно собрать наблюдательный совет, заслушать отчет главного врача, потом, предположим, признать его работу неудовлетворительной, объяснить, что плохо. И тогда принять решение, что да, необходимы изменения, и ходатайствовать перед собственником об изменении формы. Мы узнали об этом только после получения приказа Департамента здрвоохранения об изменении типа учреждения.

– А как организованы закупки бюджетных медучреждений города?

– В Москве, с целью экономии бюджетных средств, организована система централизованных закупок, когда все медицинские учреждения через соответствующий портал заявляют годовую потребность практически во всех медикаментах, расходных материалах и услугах. После чего Департаментом здравоохранения формируются централизованные закупки (совместные торги). В чем проблема централизованных торгов? Во-первых, ты никогда толком не знаешь, что тебе поставят и когда. Централизованные торги, они когда хороши? Когда закупаются, например, шприцы, для которых важно только качество и довольно просто можно посчитать годовую потребность. Но когда подобное начинается с расходными материалами – совсем другое дело: у всех разная аппаратура, и составить заявку, которая удовлетворила бы все больницы, очень сложно. Потом по централизованным торгам все начинает поступать, хорошо если в июне-июле, а то и значительно позже. Когда мы сами торгуем, я в контракте оговариваю, что мне нужны ежемесячные поставки. При централизованных торгах мне где-то в сентябре взяли и завезли годовую потребность расходных материалов. Непонятно, куда это складывать. По ФЗ-44 организация всех торгов идет через московский сайт ЕАИСТ, где многие позиции (техническое обслуживание медицинского оборудования, ремонтные работы, закупка медоборудования, эксплуатация и так далее) в обязательном порядке, а расходные материалы и медикаменты – на сумму от 500 тысяч рублей – должны согласовываться на рабочей группе в Департаменте здравоохранения. Мы, как автономные, тоже должны все делать через этот сайт, но до недавнего времени ЕАИСТ не был до конца приспособлен для работы по 223-ФЗ, и это значительно упрощало нашу работу. А дальше получилось вот что: у нас был иногородний больной…

– Вы же городская больница. Как к вам попадают иногородние больные?

– Согласно закону об охране здоровья граждан, по ОМС, при наличии соответствующего направления у нас имеет право лечиться любой россиянин, но только если у нас есть для этого возможность. Мы перегружены москвичами. Жители Северного, Северо-Западного округов и Зеленограда к нам просто прикреплены, им мы не можем отказать. Но дальше, если у нас появляется возможность, мы можем брать пациентов из других округов и городов на хирургическое лечение и лучевую терапию по ОМС. На химиотерапию – нет, потому что оплата химиопрепаратов в территориальную программу ОМС в Москве не входит. И вот попал к нам один больной, которого мы прооперировали по ОМС, но ему еще нужна была химиотерапия, и он решил ее пройти у нас платно. В больнице такой цикл химиотерапии обходится в сумму около 30 тысяч рублей. Он пошел в платный отдел, ему посчитали 90 тысяч, и больной отказался: очень дорого. Я был очень удивлен, мы начали разбираться. И что же выяснилось? Обычно химиотерапию платным пациентам мы проводим лекарствами, которые покупаем самостоятельно, и у нас флакон этого лекарства стоит 7,5 тысячи рублей. Но в тот момент в процедурной, куда позвонили из платного отдела, было то же самое лекарство, той же фирмы, этой же дозировки, только поставленное нам по централизованной закупке Департамента здравоохранения. И флакончик этого лекарства стоил 25 тысяч рублей, по-моему. Поэтому вместо наших обычных 30 тысяч получились 90. Мы начали дальше разбираться и вот докопались: с конца 2014 года по 2016 год целый ряд лекарств отечественных производителей подорожал кратно – до 11 раз. Например, осенью 2014 года департамент купил 7 500 флаконов препарата Иринотекан 100 мг на 3,8 млн рублей, то есть по 518 рублей за флакон. А осенью 2015 года – 4 765 флаконов были закуплены за 27,8 млн рублей, то есть по цене 5 844 рубля за флакон. Нам не хватило этого препарата по централизованным закупкам, и в 2016 году мы самостоятельно приобрели 2 900 флаконов на 3,5 млн рублей, то есть по цене 1 213 рублей за флакон. Еще пример: в 2016 году департамент закупил 13 564 упаковки золедроновой кислоты на 103,8 млн рублей, разброс цен за упаковку был от 4 135 рублей до 17 125 рублей. Мы в этом же году сами купили 1 490 упаковок по 1 019 рублей. Примеров много.

– А закупки всегда так формировались?

– В 2011 году, будучи главным онкологом Департамента здравоохранения Москвы, я согласовал заявку на препараты – она получилась на 6,8 млрд рублей. И получил за это выволочку от Плавунова [тогда первый заместитель руководителя Департамента здравоохранения Москвы Николай Плавунов. – Vademecum] – дескать, что я пишу, на химиопрепараты есть только 4 млрд. Я говорю: «Николай Филиппович, во-первых, я не знал, какая сумма выделена, во-вторых, мне не дали стоимость лекарств». Так или иначе, мне предложили сократить заявку до 4 млрд рублей. Ну, подумал я, а как сокращать? Тогда получится, что 40 с лишним процентов пациентов лекарств не хватит. Мы провели работу с Данилой Львовичем, моим химиотерапевтом, разговаривали с компаниями, и оказалось, что там совсем другие цены можно получить, особенно когда совершаются большие закупки. Тогда я обратился к Печатникову, он был руководителем департамента, и все это объяснил, показал. И Леонид Михайлович дал распоряжение, что коммерческое предложение, которое я получаю как главный онколог, и будет ценой для формирования заявки на торги. Мы тогда на 4 млрд купили лекарств больше, чем могли бы, на 6,8 млрд при прежнем подходе. С 2011-го по 2013 год мы обеспечивали всех основными препаратами, но не всех это устраивало. И в 2014 году я ушел с должности главного онколога Москвы. Но еще в конце 2014 года заявки на 2015-й формировали по нашим ценам.

– То есть получается, что в 2015 году департамент вернулся к системе, когда стоимость аукциона формируется по регистрационной цене производителя?

– Департамент всю эту систему поломал. У меня была задача купить больше лекарств и обеспечить ими всех. Какая задача сейчас – я не знаю. Поменяли главного онколога и руководителя управления фармации Департамента здравоохранения, и сейчас мы имеем то, о чем говорилось выше. Да, цены выросли, но вы же видите, что лекарство, которое купили централизованно «с целью экономии бюджетных средств» по 5 800 рублей, при самостоятельной закупке больницей того же препарата, от того же производителя, в этом же году стоило 1 300 рублей.

– Каким образом формируется заявка на централизованную закупку химиопрепаратов для онкологических стационаров?

– В июне 2015 года каждый стационар подал заявку в Департамент здравоохранения на химиопрепараты. Заместитель главного онколога Департамента здравоохранения Москвы Михаил Бяхов заверил, что она полностью будет выполнена. Однако в ноябре 2015 года нам прислали скорректированную без нашего ведома заявку и попросили ее подписать. Дело в том, что средств оказалось меньше и поэтому заявку сократили, при этом вычеркнули целый ряд лекарств, без которых невозможно обойтись. Например, полностью вычеркнули препарат, который в два раза увеличивает число женщин, излеченных от рака молочной железы, – HER2new+. И оставили, предположим, препарат третьей линии гормонотерапии, который при прогрессировании заболевания увеличивает продолжительность жизни на два месяца. Я эту заявку не подписал и просил главного онколога Игоря Хатькова и его заместителя Михаила Бяхова оставить заявку сокращенной, но сокращенной нами, больницей, в чем получил отказ. Руководитель управления фармации Кокушкин после этого начал говорить, что Махсон лоббирует определенные компании. Но они исключили те лекарства, которые вообще с 2011 года не дорожали и без которых лечить на современном уровне рак молочной железы невозможно. Зато на десятки миллионов купили такие препараты, которые вообще израсходовать невозможно.

– Потому что число больных, которым они могут понадобиться, невелико?

– Потому что препарат очень токсичный. Вот, например, кабазитаксел – это препарат третьей линии при гормонорезистентном раке предстательной железы. Препарат, может быть, неплохой, но очень токсичный. Больные – пожилые, препарат вызывает нейтропению IV степени, у него показаний мало, а его закупают для поликлиник. В конце 2015 года у нас, например, в поликлинике было 300 флаконов кабазитаксела, а мы расходовали семь флаконов в месяц, то есть в год 84. Кроме нас в поликлиниках его практически никто не применяет, потому что пробовали, а там больные чуть ли не умирают. Тем не менее его опять покупают на 2016 год, его покупали в 2014-м и 2015-м.

– В конце 2015 года вам значительно скорректировали заявку на 2016-й?

– Заявку на 2016 год мы отдали не в конце 2015 года, а в июне. И нам говорили, что ее обеспечат. Потом в ноябре заявка вдруг возвращается, и мне говорят: «Подпишите, там уменьшили сумму заявки». Но ее еще и переделали, выкинув целый ряд препаратов, после чего я сказал: «Я это подписывать не буду». Они начали объяснять, что денег мало. Говорю: я не прошу увеличить сумму, я хочу на те деньги, которые выделены больнице для централизованной закупки химиопрепаратов, сам составить заявку. И скорректированную без ведома больницы заявку не подписал. Тем не менее была фармкомиссия Департамента здравоохранения, и заявку все-таки оставили скорректированной. В марте мне объявили выговор практически ни за что, но я, к сожалению, его не оспорил, хотя мог. Я думал не обострять конфликт. Потом началось то, о чем я говорил: препаратов стало не хватать – за 2016 год только на два округа было более 3 тысяч необеспеченных рецептов. Больному надо делать химиотерапию – мы выписываем рецепт, есть аптечный пункт, который принадлежит центральному аптечному складу и который должен выдавать лекарства бесплатно. И вот больной пришел его получать, но ему не сегодня выдали препарат, а через 45 дней, или через 17, или через 20. А химиотерапия наиболее эффективна тогда, когда соблюдаются временные циклы. Разрыв во времени или значительно ухудшает результат, или сводит его на нет.

– А как выходить из положения?

– Вот смотрите, возьмем Герцептин. Если мы проводим химиотерапию при раке молочной железы HER2new+ без него, то полный ответ – это когда мы не находим опухоль при операции – получают 20% пациенток. Те, у кого полный ответ на предоперационную химиотерапию, в большинстве своем поправляются. Если добавляется Герцептин, то их еще больше – уже 40–45% больных. А если добавляется Бейодайм – Герцептин и Пертузумаб, то 75–80%. Мы проводим неоадъювантную (предоперационную) химиотерапию, это дорого. Но если ты перед операцией ее провел, то вылечил в 3,5 раза больше женщин. Потому что из этих 75–80% давших полных морфологический ответ пациенток большинство – выздоровели, а может, еще и детей рожать будут. Когда я был главным онкологом, у нас практически все женщины были обеспечены Герцептином. Но что сделали в 2016 году? На треть сократили закупки Герцептина по системе ДЛО (для поликлиник) и полностью его вычеркнули из заявки для стационаров. Поэтому ни один онкологический стационар не мог проводить нормальное лечение рака молочной железы HER2new+, а это в Москве около тысячи женщин в год. Наша больница проводила это лечение, потому что на 80 млн рублей за счет собственных средств мы закупили химиопрепараты. В частности, мы купили на 20 млн рублей Бейодайм только для молодых больных, 29-30 лет, но это всего десять пациенток. Когда стало невозможно работать, я пошел к Леониду Михайловичу [Печатникову. – Vademecum] и сказал, что собираюсь уйти с должности главврача, потому что уже психологически не выдерживал. У меня было две просьбы: назначить главным врачом сотрудника больницы, который сможет ее сохранить, и разрешить больнице самостоятельные закупки вместо централизованных. В обеих просьбах мне практически было отказано. Вместо этого для «улучшения лечения больных» по ходатайству Леонида Михайловича Печатникова вышло постановление правительства Москвы о переводе больницы из автономного учреждения здравоохранения в бюджетное. «Улучшение качества» будет одно: лекарств, расходных материалов и оборудования в больнице будет значительно меньше, как и во всех остальных медучреждениях. Потому что мы будем торговать по ФЗ-44, но при этом никто не увидит разницы в ценах. Кроме лечения больных, все остальное будет хорошо.

– Недавно руководитель Департамента здравоохранения Москвы Алексей Хрипун анонсировал создание новой онкологической сети в медучреждениях города…

– Только он забыл сказать, что эти идеи появились, когда я стал главным онкологом. И благодаря ему в том числе не удалось эту сеть полностью создать. У меня еще в 2011 году была идея создать в каждом округе амбулаторный диспансер. У нас же есть округа, где-то по четыре маломощных онкологических отделения, и тогда шел разговор, что в каждом округе должен быть диспансер, который будет приписан к онкологическому стационару. Но из той программы модернизации был создан только пятый онкодиспансер в ЮВАО, а диспансер №2 присоединили к нам, и сейчас это поликлиническое отделение в 62-й больнице. Кроме этого, в подчинение больницы №57 перешли диспансеры №5 и №3. Хрипун же, который тогда был замом руководителя департамента, все похоронил: не были организованы диспансеры в Центральном, Юго-Западном и Западном округах, сколько я ни пытался. Сейчас это подают как новое. Нам понадобилось четыре года, чтобы хоть чуть-чуть привести бывший онкодиспансер №2 в божеский вид. Диспансеры нужно оснащать, нужны квалифицированные кадры, а идея правильная.

– Может быть, в Департаменте здравоохранения пытаются сделать 62-ю больницу ГБУЗ именно для того, чтобы реализовать эту идею?

– Автономное учреждение также подчиняется Департаменту здравоохранения, собственник имущества – Департамент здравоохранения, и главного врача он назначает. Автономия была сделана, чтобы у больницы была возможность приспосабливаться и обеспечивать качественное лечение за счет большей свободы в управлении и экономической деятельности. Мы не бесконтрольные. Все равно все утверждается наблюдательным советом, председатель которого, между прочим, Алексей Хрипун. Но наблюдательный совет в 2016 году ни разу не собрался заслушать больницу. С того момента, как мы начали развиваться, мы увеличили пропускную способность более чем в четыре раза. Вот представьте, в 2002 году мы лечили 6 тысяч больных, сейчас мы в стационаре лечим 15 тысяч, а с дневными стационарными – больше 20 тысяч больных. Мы в этом году впервые начали лечить больных по системе ВМП, пролечили более 1 300 пациентов. В постановлении правительства Москвы о переходе в бюджетное учреждение говорится: для «улучшения качества». У нас, единственных в системе города, есть молекулярно-биологическая лаборатория, которую, если мы станем бюджетными, скорее всего, вынуждены будем закрыть, потому что содержим ее за счет своих средств, ее работа вообще не оплачивается ОМС. Почему я еще начал «шуметь»? Мы дошли до того, что я уже не знал, как обеспечивать пациентов лекарствами. Вместо того чтобы забрать у нас непрофильные активы (у нас своя котельная, ЛЭП, подстанции, очистные сооружения, более 50 км трасс и так далее), на которые мы тратим около 200 млн рублей в год, и передать специально созданному казенному предприятию «Соцэнерго», нас делают бюджетными. Мы расположены на территории Красногорска, и больница является градообразующим предприятием. Самое главное – с 2015 года мы перешли на финансирование по ОМС. При этом мы пролечили на тысячу больных больше, а денег заработали на 800 млн рублей меньше по сравнению с бюджетным финансированием в 2014 году. Тарифы ОМС не покрывают реальную стоимость лечения онкологического больного. Мы заработали 400 млн рублей, и только половину потратили на зарплату, а почти 200 млн рублей ушло на содержание больницы – лекарства, ремонт, закупку оборудования. Можно же было отдать нам средства, заложенные на централизованные закупки – около 590 млн рублей, и проблем у больницы было бы значительно меньше. Причем по закону у автономного учреждения просто не может быть централизованных закупок.

Авторитетный Telegram-канал «Незыгарь», который, как подозревают, связан с президентской администрацией, сообщил о том, что Леонид Печатников, в недавнем прошлом вице-премьер правительства Москвы, курировавший социальный блок, попал под следствие. По сведениям канала, ему инкриминируют хищения на сумму в 3,5 млрд рублей. К тому же и мэр столицы Сергей Собянин уже в курсе возникшей коллизии.

Собственно, если информация правдива, Печатников стал вторым вице-мэром столицы, рискующим присоединиться к Улюкаеву, Белых и прочим «сиятельным узникам». Но если лужковский зам Рябинин работал в правительстве недолго и на взятке попался скоротечно, не успев стать полностью своим для столичной элиты, то Леонид Печатников - это совсем другая по масштабам фигура.

В ещё первое правительство Сергея Собянина он пришёл на должность главы департамента здравоохранения с поста директора Европейского медицинского центра. А потому слыл специалистом по передовой, в понятиях нынешнего времени, медицине, то есть переходящей на самоокупаемость за счёт пациента. Собственно, именно с именем Печатникова и связана весьма противоречивая реформа по оптимизации столичного здравоохранения, построенная на сокращении количества врачей и слиянии (укрупнении) медицинских учреждений. Реформа эта встретила резкое осуждение как пациентов, так и самих врачей. Видный депутат Госдумы, в прошлом социальный министр Калашников сравнил её с геноцидом.

Леонид Печатников Евгений Самарин/РИА Новости

Между тем деятельность «оптимизатора» была отмечена возведением в ранг вице-премьера по социальным вопросам. И надо сказать, очень долго Леонид Михайлович был, как любят выражаться, абсолютно тефлоновым, то бишь возникавшие вокруг его имени волны скандалов не причиняли его карьере никакого вреда.

Началось с того, что выбранный им преемник на посту министра здравоохранения Москвы в срочном порядке эмигрировал в Швейцарию, прочувствовав, что запахло жареным. В далёкой стране у него был припасён солидный запасной аэродром. Но Печатников вёл себя так, как будто ничего не случилось. Однако и следующий министр Хрипун ничем себя не проявил. Врачи стали даже с тоской вспоминать времена лужковского министра, известного хирурга Сельцовского.

Между тем множились сигналы о том, что в сфере столичной медицины далеко не всё в порядке. Кульминацией стала публичная разборка вице-мэра с известным онкологом Анатолием Махсоном, который обвинил руководство столичного здравоохранения в завышении стоимости закупок препаратов. Называлась даже цифра переплат чуть не в 200 млн рублей. Печатников в ответ пытался обвинить своего оппонента в хозяйственных злоупотреблениях. В общем, шум был большой. Но в центре разборки медицинских мужей была всё та же «оптимизация», которая в сфере онкологии представлялась особенно вопиющей.

Известен был Печатников и своей неожиданной поддержкой либерала Леонида Гозмана, сравнившего НКВД и гестапо. И когда журналистка «КП» напомнила, что из кожи предков Гозмана нацисты абажуры делали, Печатников заявил, что с «Комсомолкой» дела больше иметь не будет. Впрочем, быстро одумался.

Надо сказать, что отправляя Печатникова после своих очередных выборов в отставку, мэр Собянин произнёс прочувствованную речь о заслугах Леонида Михайловича и его непреодолимом желании вернуться к практической медицине. Все приличия были соблюдены. Хотя все понимали, что появляющиеся сведения о странных поставщиках крупнейших столичных больниц с регистрацией на Кипре и в иных офшорах не остались без некоторых последствий. Ведь среди их официальных учредителей попадались, например, выходцы из того же Европейского медицинского центра, который долго возглавлял Печатников.

К чему приведет заочный спор главного врача 62-й больницы с вице-мэром Москвы? Business FM провела спецрасследование о системе закупок лекарств

Жизненно важные цены. Чем может закончиться конфликт вокруг 62-й больницы? Какие проблемы вскрыла заочная дискуссия главврача этой онкологической клиники с вице-мэром Москвы, и что говорят медики из других учреждений?

62-я больница считается лучшей онкологической клиникой в стране. Ее главврач Анатолий Махсон ушел в отпуск, из которого на прежний пост уже не вернется. А предшествовал этому заочный спор Махсона с вице-мэром по социальной сфере Леонидом Печатниковым. Предмет спора — статус больницы. Город сделал учреждение бюджетным. Раньше клиника имела автономию, что позволяло ей напрямую договариваться о ценах с поставщиками лекарств и оборудования.

Теперь все как у всех — больница пишет заявку, власти все оплачивают за счет бюджета. А вот все ли? Это зависит от величины этого бюджета.

Чиновники говорят о том, что, когда какая-либо больница имеет право на прямые переговоры с поставщиком, возникает угроза коррупции. При этом никаких претензий к 62-й клинике ранее не возникало. А город же, по версии властей, за счет оптового заказа еще и сэкономит.

Главврач Махсон уверен, что при централизованных закупках без лекарств могут остаться тысячи онкобольных. В 62-й клинике такая угроза уже возникла, и больница сама докупила нужное лекарство за счет заработанных средств. Причем как утверждает Махсон, купила почти в пять раз дешевле, чем департамент здравоохранения. Препарат «Иринотекан» 62-я больница приобрела по цене 1 213 рублей за упаковку. А Москва заплатила за это же лекарство 5 844 рубля. Еще несколько подобных примеров Махсон опубликовал в таблице сравнения закупочных цен. Позднее департамент здравоохранения ответил. Своей таблицей. Чиновники, защищая идею централизованных закупок, тоже сравнили цены, по которым товары для клиник закупает город с ценами, о которых удалось договориться 62-й больнице. Приборы Thunderbeat департамент здравоохранения Москвы купил за 73 тысячи, а 62-я больница — за 243 тысячи! Переплата — 231%, набор определенных тестов, по версии департамента, больница купила на 255% дороже, чем город при централизованной закупке и так далее. Махсон претензии прокомментировал. По его словам, авторы таблицы не уточнили, что приборы, о которых идет речь, Москва закупила с одной ручкой (что бы это ни значило), а 62-я больница — с пятью. По тестам город указал цену за 50 штук, а по больнице опубликовал стоимость покупки 250 упаковок. В итоге, по словам Махсона, по всем пунктам, перечисленным департаментом, получилось, что цены, о которых удалось договориться больнице, оказались ниже, чем прайс в централизованной закупке, и список можно продолжать, говорит Анатолий Махсон.

Анатолий Махсон главврач 62-й больницы «У нас в больнице есть два прибора в одной лаборатории, абсолютно одинаковые, одной фирмы, купленные с разрывом в три месяца. Вот один прибор стоит 5 млн, другой прибор стоит 13. Разница только одна, потому что за 5 млн мы купили сами, а за 13 млн мы получили по централизованной закупке департамента здравоохранения».

Получить комментарий от департамента Business FM не удалось. В пресс-службе заявили, что будут готовы обсуждать эту тему только после проверки 62-й больницы. А закончится она только в следующем году. Это, кстати, уже 18-я проверка за год, и инициирована она была сразу после того, как главный врач начал заочно спорить о ценах и судьбе больницы с вице-мэром Печатниковым. Чиновник один раз прокомментировал претензии Махсона на клинико-анатомической конференции. Расшифровка выступления Печатникова доступна на портале Vademecum . Он уточнил, что сам когда-то поспособствовал тому, чтобы больнице оставили автономию, а успехи 62-й клиники в экономии объяснил тем, что больница со скидкой закупает препараты с истекающим сроком годности, а бюджет так делать не может по закону. Позднее Махсон добавил, что лекарства заканчиваются раньше, чем истекает срок годности и что больница покупает дешевле не только такие лекарства, но и абсолютно новые.

Если медикаменты качественные и пригодные к использованию и их можно купить дешевле, почему это нужно пресекать, а не брать на вооружение?

Николай Жуков руководитель отдела лекарственного лечения опухолей Московского научно-исследовательского онкологического института имени Рогачева «Даже если 62-я больница закупала препараты дешевле из-за того, что там меньше срок годности, но она успевала все это перевести до истечения этого срока годности, в этом нет криминала. Разница, как бы да, по какой причине эти препараты стоили дешевле, если они качественные, если они сертифицированные и так далее. С учетом недостаточной обеспеченности онкологических пациентов препаратами, каждый лишний рубль — это не просто рубль, а это чья-то спасенная жизнь или продленные жизни».

Конфликт вокруг 62-й больницы позволил задать и более глобальный вопрос: а правильно ли вообще организована система закупок по стране? Так, из сообщения Махсона следует, что тот же препарат «Иринотекан» в 2014 году стоил 518 рублей за флакон. В 2016 году для больницы он подорожал в два с лишним раза, а для государства — в 11 раз. Споря друг с другом, Махсон и Печатников в одном оказались едины. Речь идет о причинах резкого подорожания лекарств.

В 2014 году аукцион по закупкам медикаментов строился так: заказчик, определяя стартовую цену, брал самую низкую из возможных. То есть говорил: «Мы готовы покупать это лекарство за 100 рублей». Поставщики начинали предлагать свои варианты, кто-то, например, говорил: «Мы можем не меньше, чем за 200». А кто-то соглашался продать и по 170. Как пояснил Печатников, в Минэкономразвития решили, что так отсекаются потенциальные конкуренты, а к торгам нужно допускать всех. Министерство предложило правила перевернуть и в качестве стартовой цены установить максимальную, чтобы потом участники конкурса соревновались, понижая цену. Разумеется, если максимальная цена на тот же условный препарат составляет 2 000 рублей, пара претендентов для вида посоревнуется и предложат 1 900 и 1 800. Но за 170 рублей это лекарство уже никто не продаст, особенно если конкурентов немного, и они могут договориться о том, что этот тендер выигрывает один, а следующий — другой. Проигрывает бюджет. Договариваясь о поставках в частном порядке, можно добиваться снижения цен. Речь, конечно, идет о разнице не в 5 или 11 раз, о которой пишут пользователи соцсетей, вставшие на защиту 62-й больницы, но экономить действительно можно, говорит директор программ фонда «Подари жизнь» Екатерина Чистякова.

Екатерина Чистякова директор программ фонда «Подари жизнь» «Цены, действительно, при закупках могут быть самыми разными, и я хочу сказать, что препараты, которые закупает наш фонд, они закупаются на 20-30% дешевле, чем то же самое происходит по госзакупкам. Это достигается прицельной работой с поставщиками, целенаправленно, потому что нам действительно важно сэкономить деньги благотворителя».

Вице-мэр, комментируя этот резкий скачок цен из-за письма Минэкономразвития, рассказал удивительную историю. По его словам, письмо регионы получили 12 января 2015 года.

Леонид Печатников вице-мэр Москвы «Все взяли под козырек, исполнили, и лекарства действительно подорожали. Такое было письмо. К сожалению, ни министр здравоохранения, ни я, ни мэр, мы об этом письме не знали, оно прошло по департаментам по всей России, поэтому по всей России цены стали расти. Во всех департаментах это письмо было, а в Минздраве его не было. Когда я об этом узнал, то с этим письмом помчался к мэру. Я не буду передавать эмоции Сергея Семеновича Собянина, он позвонил министру здравоохранения России Скворцовой, спросил, знает ли она об этом, она тоже ничего не знала. Сергей Семенович поехал к премьер-министру, и это письмо практически было дезавуировано».

Как о письме, которое поменяло правила закупок лекарств по всей стране, могли не знать департамент здравоохранения Москвы, мэр, министр здравоохранения и премьер? А кто тогда вообще «взял под козырек и исполнил»?

На эти вопросы Business FM пресс-службы вице-мэра и департамента здравоохранения пока не ответили. Опрошенные Business FM эксперты подходящих слов тоже не нашли.

КАТЕГОРИИ