«Одной крови» Романа Супера: Отрывок из книги о борьбе с раком. Читать онлайн книгу «Мы одной крови

ВЫХОДИТ КНИГА РОМАНА СУПЕРА «ОДНОЙ КРОВИ» - история борьбы его жены Юли с раком. Подзаголовок «Любовь сильнее смерти» выбран не случайно: весь этот болезненный путь они с женой прошли вместе, начиная с постановки диагноза до тяжелого лечения и полной ремиссии. Книга «Одной крови» состоит из зарисовок и дневниковых записей Супера, в которых он рассказывает о болезни супруги, их отношениях и состоянии онкологии в России в целом. Журналист и лауреат ТЭФИ пытается понять, почему окружающие боятся открыто говорить об онкологических заболеваниях, и исправить эту ситуацию. Год назад Роман Супер написал для The Village статью «Когда твоя девушка больна» , с которой и началась книга «Одной крови» - сегодня мы публикуем из нее отрывок.

даша татаркова

Я совсем забросил работу. Отказался от своих фильмов и командировок. Всё время старался проводить с женой. Очень быстро я научился мыть полы, готовить еду, стирать одежду. Мне пришлось заставить себя избавиться от врожденной мизантропии, пересилить социопатию, чтобы продуктивно общаться с врачами, узнавать у них, что происходит сейчас, что будет происходить дальше. Мне было важно дать понять своей жене, что в каком-то смысле болеет не она, а мы оба. Мне хотелось верить, что от этого ей будет хоть чуть-чуть легче. Так мы с ней и зажили: от курса к курсу.

Капельницы, таблетки, уколы, таблетки, капельницы. Капельницы, таблетки, уколы, таблетки, капельницы. Капельницы, таблетки, уколы, таблетки, капельницы. Я уезжал домой принять душ и поцеловать сына. И сразу же возвращался обратно в больницу. Я узнаю охранников, охранники узнают меня. Через аптеку в лифт. И на двадцатый этаж. Иначе сейчас нельзя. Это трудно. Но к этому аду даже как-то привыкаешь. Знание, что у этого ада есть конец, придает сил. Уверенность в том, что впереди выздоровление, превращает ад в череду неприятностей, которые точно стоит пережить.

Жизнь превратилась в набор скверных механических действий, сквозь которые мы продирались вместе. Продираясь, я всё больше и больше восхищался Юлей. Мы были знакомы с ней уже больше десяти лет, но я и не подозревал, что в моей хрупкой жене найдется столько сил: и на себя, и на меня, и на всех вокруг. Она ходила по палатам на этаже, подбадривала вновь прибывших. Рассказывала неофитам, как победить тошноту во время химий, как победить страх. И вообще, как победить. Пациенты Каширки будто бы оживали в ее присутствии. За час непринужденной болтовни с Юлей мрачные, убитые горем люди становились улыбчивыми, открытыми, разговорчивыми, приветливыми и спокойными. Потом эти люди каждый день и сами стали ходить к моей жене, чтобы просто побыть рядом, зарядиться ее энергией, ее жизнью, которая прорастала сквозь болезнь и суровую терапию, как травинка сквозь асфальт. Ее желание жить было заразительным. И люди, попадавшие в Блохинвальд, хотели этим заразиться.

Находясь в палате, я невольно подслушивал их разговоры. Они могли вестись о чём угодно: о болезни, о семье, о прошлом, о будущем, о тряпках, о путешествиях, о море, о Джонни Деппе, о школе, о книгах, о музыке, о манной каше. О чём угодно. Человеку, которого болезнь загнала в ловушку, важно просто разговаривать и слушать. Странно и страшно, но онкология в России как будто запрещает людям говорить и слушать, она консервирует людей, сковывает, закрывает и почему-то не позволяет вести себя естественно. Юля стала кем-то вроде психолога для всего двадцатого этажа, на котором сама и лежала. И ее «сеансы» стали пользоваться большой популярностью. Тем более что кабинет профессионального психолога на Каширке за несколько месяцев нашего там пребывания не работал ни одного дня. В Блохинвальде почему-то считается, что эмоциональная и психологическая помощь - это второстепенные, не очень-то важные вещи. Здесь почему-то считается, что лечить нужно не человека, а его больное тело. Хотя это, безусловно, не так.

Юля дружила с пациентами. Она не воспринимала болезнь как поражение людей. Она, превозмогая собственные боли и ужасное недомогание, учила своих соседей по этажу не относиться к болезни слишком уж серьезно. Юля сочувствовала людям, но не жалела их. Юля внимательно выслушивала их, но никогда не причитала в ответ. Она не давала никаких советов, но подробно и деликатно делилась собственным опытом. Так психологическая помощь пациентам Каширки стала настоящей ежедневной работой. И эта работа была полезна всем. В том числе и моей жене.

Я и не подозревал, что в моей хрупкой жене найдется столько сил: и
на себя, и на меня,
и на всех вокруг

Почему-то считается, что лечить нужно не человека,
а его больное тело. Это, безусловно,
не так

За очередным «сеансом» Юля познакомилась с Таей:

Ты, кстати, знаешь, что от меня тут врачи шарахаются?

Нет. Почему это?

Потому что я очень неудобный пациент. Можно даже сказать - скандальный.

Вечеринки что ли закатываешь?

Если бы. Да нет, просто я считаю, что врачи допустили халатность, когда я сюда загремела второй раз. И я в какой-то момент очень активно начала этим возмущаться.

А в чем была халатность?

Вероятно, врачи не заметили, что с тех пор, как я тут лечилась в прошлый раз, прошло семь лет. И ребенок успел стать взрослым. Почему-то меня и на этот раз стали лечить по детскому протоколу. А детские протоколы существенно отличаются от взрослых. Лечили-лечили, а ответа на лечение не было. Опухоль не уменьшалась.

И ты задала вопрос: какого черта?

Да. Так и спросила у врача: какого черта вы меня лечите по детскому протоколу?

И какого же?

А никакого. Врач молча сменил мне схему лечения, не объяснив, что же произошло, зачем меня нужно было лечить, как ребенка. Но и эта его новая схема как-то не очень работала. Тогда мне по ходу дела стали подбирать все новые препараты, нарушив и взрослый протокол. В итоге, как мне кажется, именно от всех этих экспериментов у меня развился лейкоз. Теперь я лечусь и от него тоже.

Уф. Ты боец.

Боец-неудачник, да. Причем залеченный до полусмерти боец. Но тут либо ты боец, либо очень быстро поднимаешь вверх лапки и умираешь, как жук поздней осенью от холода. В мои планы это не входит. Как и в твои, Юль. Я научилась с одного взгляда определять, кто сдался и готовится к собственным поминкам, ко встрече с вечностью. А кто хочет побарахтаться.

Тая, я тоже это очень хорошо вижу и определяю. Но стараюсь как-то подбодрить всех. Даже тех, кто одной ногой уже где-то не здесь.

Клево. Это, согласись, и самой силы придает. Я вот с тобой сейчас разговариваю, и страх у меня притупляется, уходит, это так приятно.

И у меня. А ты когда-нибудь была здесь у психолога? Я ни разу не видела, чтобы кабинет был открыт.

Однажды была. Ради интереса зашла. Я тоже заметила, что это единственный кабинет во всей больнице, у которого нет очереди. И дверь всё время закрыта. Но один раз мне повезло. Один раз я там застала психолога!

И что там происходит?

Ничего. Там сидит человек в белом халате и без особого энтузиазма цитирует по памяти книжки, прочитанные им в студенчестве. Рассказывает, например, про пять стадий принятия смертельной болезни: отрицание, гнев, торг...

Депрессия, принятие.

Да. Вот видишь, это, кажется, всем известно. Но вот поднять на человека глаза и поговорить по душам тут никому в голову не приходит. В том числе и в том кабинете. Так что круто, что ты тут. Ну, не в том смысле, что я рада твоей болезни. А рада, что мы познакомились. Было приятно поболтать, Юль. Ты не против, если я иногда буду заходить?

А я к тебе.

Договорились. Я через палату от тебя. Пойду английский учить. Очень, кстати, полезное дело. Иначе тупеешь тут моментально. See you soon. Glad to meet you.

Ага, пока. Я тоже.

Чем дольше Юля лежала в больнице, чем больше разговаривала с родственными душами, чем больше историй узнавала, тем яснее и печальнее становилась картина: говорить о том, что в России не лечат от рака, - значит лукавить. В России от рака лечат. Иногда, если повезет, хорошо. Но. Говорить о том, что в России можно успешно лечиться от рака без блата, - значит лукавить еще сильнее. Говорить о том, что каждый заболевший раком россиянин может с улицы и бесплатно попасть к специалисту в хорошую, то есть московскую или питерскую клинику, - значит врать. Есть деньги, прочные дружеские связи с кем и где нужно, известность, широкий круг общения - всё будет быстро и достойно. А нет - придется торчать в очередях, доказывать, что ты не верблюд, а человек, которому очень нужна помощь. Мы до последнего искали этому безобразию объяснение и оправдание. Но объяснить и оправдать это невозможно. Позорнейшая российская беда, ставшая правилом государственного подхода к человеческой жизни: да пребудет с вами ксива!

Без условной ксивы (знакомств, денег, связей) вы никто и звать вас никак. Без условной ксивы (блата, влиятельности, взаимных услуг) недобросовестный доктор может лечить взрослого человека по детскому протоколу. Без условной ксивы шансов выжить становится меньше. В социально ответственном государстве такого просто не может быть. Эта антигуманная система, придуманная и простимулированная государством, ставит в унизительное положение не только пациентов, но и врачей. Система берет в заложники не только больных, но и весь медперсонал, вынуждая его как-то лавировать между клятвой Гиппократа и дрянной реальностью. Страдают в том числе и отважные, прекрасные профессионалы, которых нам посчастливилось встретить на Каширке. Первый из них - наш лечащий врач Алина Сергеевна.

Понаблюдав за тем, как живет, работает, вертится в этом страшном колесе наш лечащий врач, мы поняли, что она заслуживает памятника при жизни. Ну или хотя бы нормальной зарплаты. Ради работы она, как садху в Индии, отказывалась вообще от всего, от чего можно отказаться в жизни. Она приходила в эти больные стены, из которых нормальному человеку хочется бежать, к восьми утра каждый день. А уходила домой в полночь. Дежурила по выходным. Ни разу не повысила голос. Ни разу не проигнорировала ни одного вопроса и просьбы. Ни разу не забыла ни о чем, что обещала. Очевидно, нам снова очень повезло. Российская система здравоохранения имеет в виду только тех, кому везет. Остальных же для нее не существует.

- Привет, Юль. Слушай, мы уже два батона искрошили мандаринкам. Ты чего так долго едешь? Ну что там с результатом? Давай ты скажешь, что все в порядке?

- Привет, Ром. Классные мандаринки. Ты прости. Но это не туберкулез…

Мы с женой сидим у пруда и кормим птиц. Вокруг нас бегает счастливый, небесной красоты трех-летний сын Лука. В сумке у меня бутылка шампанского. Мы все вместе встретились в парке «Дубки», чтобы отметить годовщину свадьбы:

- Это точно не туберкулез. Компьютерная томография показала, что у меня рядом с легкими гроздь винограда. Как бы она не превратилась там в вино… Скорее всего, это рак. Его, конечно, еще нужно подтверждать. Но врач так посмотрел на меня, что короче, давай поищем кого-нибудь вроде гематолога.

- Как это?

- Не знаю.

- За что? За что? За что?

- Не знаю.

Лука продолжает нарезать круги вокруг нас, не замечая, как родители изменились в лицах. Плавают мандаринки. Смотрю на неё стыдливо - будто это она виновата в еще не поставленном, но уже прозвучавшем диагнозе - улыбающуюся жену и зачем-то представляю себе ее похороны.

Начинается страшный ливень. Люди в парке разбегаются в поисках крыш. Смех тонет в страшном воющем ветре. Земля под нами за одну секунду превращается в хлюпающую глину. Откуда-то возникают уродливые похоронные венки. Раскаты грома, сквозь которые проступают рыдания и истерики родственников. А вокруг процессии носится Лука, так до сих пор и не понимающий, что на самом деле случилось. Он просто по-детски радуется большому скоплению родных людей, облетает их игрушечным вертолетом, подаренным на третий день рождения бабушкой.

И вот мы уже в церкви. И вот священник густым басом тараторит молитву: «Помяни, Господи Боже наш, в вере и надежде живота вечнаго преставльшуюся рабу Твою, сестру нашу Юлию, и яко Благ и Человеколюбец, отпущаяй грехи и потребляяй неправды, ослаби, остави и прости вся вольная ея согрешения и невольная, избави ея вечныя муки и огня геенскаго, и даруй ей причастие и наслаждение вечных Твоих благих, уготованных любящим Тя: аще бо и согреши, но не отступи от Тебе, и несумненно во Отца и Сына и Святого Духа, Бога Тя в Троице славимаго, верова, и Единицу в Троице и Троицу во Единстве православно даже до последняго своего издыхания исповеда».

- Ну что, давай выпьем, Ром? Шампанское холодное?

- Давай, Юль. Я тебя люблю.

В 2002-м весна пришла очень рано. Не было этой нудной драки февраля с мартом, марта с апрелем. Не возникал вопрос о том, когда же наконец будет прилично выйти на улицу в одном свитере, а прохожие не подумают, что ты сумасшедший. Просто резко стало тепло. Ушел снег. И вернулось солнце, которое у нас вечно в таком дефиците.

Мне семнадцать лет. Я живу в рабочем поселке подмосковного города, где из развлечений один стадион, одно общежитие и, пожалуй, самая неблагополучная школа на всем белом свете. Ее я как раз и заканчиваю, дерзко подумывая поступать на факультет журналистики МГУ, хотя способностей моих, как мне казалось, едва должно было хватить на какую-нибудь платную шарагу, открытую аферистами не из любви к высшему образованию, а из любви к Бенджамину Франклину на стодолларовых купюрах.

Мечтать о главном университете страны вслух в моей школе было небезопасно для здоровья и репутации. Даже намек на мысли об МГУ у нас в лучшем случае сочли бы за хвастовство. В худшем - разожгли бы классовую войну. Поэтому я подумывал об этом очень тихо и робко, особенно не веря в собственные силы. Раз в неделю я лениво ходил на курсы, которые придумала выпускница этого самого журфака - моя приятельница Люда. На курсах Люда объясняла, как будут проходить вступительные экзамены. Как правильно писать сочинение по литературе. На каждом занятии она рассказывала, что жизнь может быть совсем другой - не как сейчас, а интересной. Развлечений может быть гораздо больше, чем стадион и общежитие. А люди могут быть красивыми и умными. Чтобы стать частью этого другого мира, нужно всего-то поступить в МГУ.

Я сидел и записывал рассказы Люды в блокнот, щурясь от не по-апрельски яркого и теплого солнца. Небольшая комната, в которой мы занимались, была до краев заполнена светом. Открой в этот момент окно - и, казалось, лишний свет перельется за подоконник, как убегающее молоко из кастрюли. Когда ты подросток, для того чтобы остро почувствовать себя живым и счастливым, больше в общем-то ничего и не нужно: ранняя весна и желание поступить в университет. Этим и была занята моя голова. Я записывал ценные указания выпускницы журфака, наслаждался теплым светом и ни о чем другом не хотел даже думать.

Но однажды в дверь этой небольшой комнатки постучат. И кто-то запредельно сильный, большой и беспощадный поднимет меня за волосы и швырнет в огромный кухонный комбайн. Потом нажмет на кнопку и пропустит все мои семнадцать лет через острые ножи, превратив их в фарш.

Меня не станет. И я, наконец, появлюсь.

- Привет, Люд. Прости, вы не закончили еще?

- Заканчиваем, заходи, Юль.

Кто-то запредельно сильный, большой и беспощадный - это милая привлекательная девушка Юля. Юля зашла по каким-то своим делам к своей подруге Люде, не рассчитав правильно время: занятие еще не закончилось. Она села на свободное место, которое оказалось рядом со мной. Собственно, на этом простое, беззаботное и счастливое существование подростка, единственной проблемой которого было поступление в МГУ, закончилось.

Юлю я полюбил, даже толком не успев ее разглядеть из-за солнца, которое слепило глаза. Так что это была любовь не с первого взгляда. А с первого запаха, с первого «привет», сказанного даже не мне, с первого стука в дверь.

Ну а дальше, как в дурацких романтических фильмах: slow motion, она поворачивает голову в мою сторону, свет падает на ее красивое лицо. Я смущаюсь и краснею. Она медленно собирает волосы в хвост, открывая опасные дл я впечатлительных мальчиков пубертатного возраста скулы. Я впадаю в оцепенение. Она облокачивается на спинку стула и поднимает руки на голову.

Я в коме.

Еле дожил до следующего занятия. Перед его началом я очень аккуратно, чтобы не попасть под подозрения - хотя, разумеется, попал под них тут же, - узнал у Люды, что Юля старше меня на четыре года. Что учится она на четвертом курсе искусствоведческого факультета. И что вот-вот выйдет замуж за какого-то чемпиона по каким-то велосипедным гонкам. Не знаю, какой из этих гвоздей вошел глубже в крышку гроба моего набухающего чувства.

У меня снова кома.

Представить себе ситуацию, в которой эта красивая девушка могла бы даже просто обратить внимание на краснеющего по каждому поводу, закомплексованного, лохматого школьника в каких-то нелепых дешевых кедах, мне было трудно. Представить себе изящную руку этой девушки во вспотевшей от волнения руке несуразного абитуриента было больно. Представить себе робкое прикосновение ее губ к дрожащему от испуга рту нерешительного подростка было страшно.

Давление падает.

Через несколько дней, вцепившись друг в друга, как звери, мы с Юлей занимались любовью. В полумраке. На старом скрипучем паркете полупустой квартиры.

Пульса нет.

Ты же никак не можешь к этому подготовиться. Не можешь предугадать. Не можешь спланировать. Как-то заранее набраться смелости и сил. Не можешь вечером лечь спать с мыслью, что завтра утром все изменится, что все твои текущие дела перестанут иметь какое-либо значение и смысл, потому что сам Бог, судьба, случай или черт знает что пошлет тебя на три страшных буквы - РАК. Нет, ничего, что может как-то подготовить человека, не происходит.

Вот и Юля третьего апреля 2013 года просто легла спать. А в девять утра четвертого апреля просто зазвенел будильник. Комната до краев была залита теплым светом, как и в тот апрельский день одиннадцать лет назад, когда я впервые увидел свою будущую жену. Юля высунула из-под одеяла ногу, запустила пальцы в волосы и нехотя открыла глаза. Потом как-то случайно провела рукой по шее и у самого ее основания над левой ключицей зацепилась за что-то неестественно твердое.

Бугорок? Не бугорок.

Шишка? Вроде нет.

Прыщик? Вряд ли.

Принимая душ, пощупала эту штуку еще раз. Все-таки похоже на воспаленный лимфатический узел. Ну, бывает. Правда, обычно за ушами. Наверное, и здесь иногда воспаляется. Надо последить.

* * *

Жена моя работала в маленьком уютном магазинчике на Цветном бульваре. Заказывала из Европы виниловые пластинки, кино, книги и альбомы по искусству. Каждый день копалась в лучшем, что создавалось людьми на нашей планете. Пропускала через себя песни, фильмы, фотографии, зацепившиеся за историю мировой культуры. Это откладывало сильный отпечаток на то, как остро она чувствовала мир.

Юля очень красива. Красива изнутри. Она хорошо образована. Все, за что она бралась, всегда выходило в лучшем виде. Она привыкла отдавать тому делу, которым занимается, всю себя, без остатка. При этом в ней нет ни капли тщеславия, зависти, эгоизма. И это всегда подкупало меня. Моя жена - мой нравственный камертон. Моя жена - моя главная находка и главное завоевание. Она невероятный человек. Такие рождаются раз в сто лет. Юля всегда, несмотря ни на что, остается собой. Поэтому и люди, и дела, и помыслы, и все вокруг нее - прозрачное, чистое, честное.

Она никогда и никуда не торопится, чтобы случайно на бегу не пропустить что-то важное, настоящее и красивое. Она ценит мелочи и детали, из которых складывает свою жизнь в большие, причудливых форм и красок картины и фантазии. Всегда чуть-чуть не от мира сего. Всегда в смешных широких платьях, как у девочек в детском саду, но при этом женственна и сексуальна. Всегда чуть-чуть витает в облаках, но при этом внимательна к людям - самым близким или случайным, появляющимся в жизни пусть даже на одну минуту. Ко всем.

К себе она тоже всегда относилась внимательно. Особенно после рождения нашего сына. Лука с первых дней жизни как-то слишком болезненно был привязан к Юле. А Юля к нему. Может поэтому странный незнакомец над ключицей заставил ее обратить на себя такое пристальное внимание.

Роман супер

Я начинал с «Персена», «Ново-пассита» и «Корвалола». Мёртвому припарка. Потом был «Мелаксен». Тоже ни в одном глазу. Наконец, мы встретились с «Донормилом» и, ура, нашли общий язык. Таблетка, полчаса, взрывающаяся от страшных мыслей голова успокаивается, всё, дальше темно и можно жить.

Спать я перестал ровно год назад.

Привет, Юль. Смотри, какая офигенная мандаринка.

Привет, Ром. Красивая. Ты знаешь… У меня, скорее всего, рак.

Мы с женой сидели у прудика, кормили уток. Вокруг нас бегал счастливый трёхлетний сын Лука. Я встретился со своей семьёй в парке «Дубки». Вместе мы собирались отпраздновать годовщину свадьбы.

Компьютерная томография показала, что у меня где-то рядом с лёгкими гроздь винограда. Нам, наверное, стоит поискать гематолога.

Не может быть. Б.... За что? За что? За что?

Вокруг нас бегает сын. Плавают утки. Годовщина свадьбы. Смотрю на стыдливо - будто это она виновата в своём диагнозе - улыбающуюся жену и вижу её похороны. Льёт дождь. Воет ветер. Земля превращается в хлюпающую глину. Венки, рыдающие родители. Вокруг процессии бегает сын, не понимая, что случилось, по-детски радуется большому скоплению родного народа¹.

Давай выпьем?

1. Понятно, что только что полученная информация о смертельно опасной болезни любимого человека ввергнет вас в ужас, но всё-таки постарайтесь не думать, что это конец. Это не конец, это начало новой, трудной, ужасной и часто невыносимой, но жизни . Это не смерть. Таким образом вам будет легче с этим справиться. Не нужно мысленно составлять списки приглашённых на поминки. Поминок, скорее всего, не будет. По крайней мере, чем меньше вы о них думаете, тем больше шансов их избежать. Это банальность, общее место, но это, чёрт возьми, работает - ваше отношение к ситуации, настрой и спокойствие повышают очки.

***

Месяцем ранее.

Ты же никак не можешь к этому подготовиться. Вроде: сегодня утром ты проснёшься и узнаешь, что дела твои плохи как никогда. Что твоя жизнь перевернётся с ног на голову. Что судьба пошлёт тебя на три самых страшных буквы - РАК. Вот и Юля просто проснулась и случайно нащупала надлевой ключицей маленькую шишку. Нащупала и ни о чём таком не подумала. Такая совсем ерундовая шишка. Не больше воспалённого лимфатического узла за ухом. Через пару дней она начала кашлять. Обычный кашель, как при ерундовой простуде. Шишка и простуда после выписанных терапевтом антибиотиков не проходили. И Юля почему-то пошла к ерундовому отоларингологу, хотя ходить по бесполезным врачам больше не хотела - пройдёт само потом.

Ерундовым отоларингологом окажется тот, кого на землю посылает господь один раз в сто лет, - мнительный, дотошный врач, профессионал-параноик. Первое, что он сделает, - почему-то захочет исключить онкологию. Хотя в 99 из 100 случаев человеку при таких симптомах просто выпишут антибиотики, потом выпишут другие антибиотики. Потом третьи. Этот врач, вопреки российской медицинской традиции оттягивать самое страшное на потом, заставит сделать компьютерную томографию. Повезло.

С полученными снимками мы, молодые, красивые, с подкошенными ногами, помчимся в гематологический центр на метро «Динамо». Роскошная женщина в белом халате пощупает шишку, посмотрит на снимки и с очаровательным уютным акцентом, как в фильмах Данелии, подпишет приговор: «У вас, я почти уверена, лимфома, дорогая моя девочка. Но все анализы мы, конечно, сдадим, проверим».

Так ерундовые шишка над ключицей и простуда окажутся лимфогранулематозом - раком лимфатической системы. И с этим нам тоже очень повезло. Значит, это не бронхит, не гайморит, не воспаление лёгких… Не всё то, что должны были бы обнаружить наши оптимистичные терапевты. А рак. И мы о нём знаем уже сейчас. А не через полгода, когда бронхит, гайморит и воспаление лёгких не отзывались бы ни на какое лечение, а опухоль начала бы давить на внутренние органы².

2. Будьте невозможными. Требуйте реального. Мнительность и паранойя могут спасти вам жизнь. Чем раньше вы узнали о своей смертельной болезни, тем она менее смертельна. Ранняя диагностика рака - победа России.

Дальше, как и все нормальные люди, мы без акваланга нырнули в интернет. Прогнозы по выживаемости, советы псевдоврачей, форумы онкобольных, как бы научные тексты, часто задаваемые вопросы, нетрадиционная медицина, личный опыт, подводные камни - через сутки ты просто задыхаешься от полученной информации, которая зачастую противоречит себе. Прочитав в «Википедии» список погибших знаменитостей от лимфомы, в слезах захлопываю крышку макбука и снова вижу крышку гроба. Представляю, как один буду воспитывать сына. Как вообще всё будет без главного в твоей жизни человека³.

3. Не тратьте время на эту ерунду, 90 % русскоязычных статей в интернете на заданную тему - чушь. Читайте научную литературу на английском языке, но лучше потратьте драгоценное время на поиск реального специалиста, который на какое-то время станет частью вашей семьи. Онколог, которому вы доверяете, - это половина успеха на этой войне.

Следующий этап самый важный и ответственный. Поиск места, где вы будете лечиться. Поиск человека, который будет лечить. Вытираем литры пролитых слёз и хладнокровно думаем, кто и как может помочь.

Снова везение. Господь распорядился однажды познакомить и подружить меня с прекрасным человеком и журналистом, который, возможно, побольше многих российских врачей сделал и продолжает делать для развития онконауки в России. Короче, Катя Гордеева дала телефон одного хорошего детского гематолога. Который дал телефон одного хорошего взрослого гематолога в Онкологическом центре имени Блохина (в народе - просто Каширка).

И вот здесь важно понять, где вы лечитесь: в России или не в России. Понять это можно, поговорив с доктором, чья компетенция не вызывает у вас вопросов. Проблема в том, что онкология слишком разная, упрямая и неоднозначная. С чем-то, как, например, с заболеваниями крови, успешно, соблюдая зарубежные протоколы лечения, умеют справляться у нас в стране. Что-то, как, например, рак прямой кишки, до сих пор не столь очевидно для отечественных врачей: в таких случаях (и, конечно, при ваших финансовых возможностях) ответственный доктор пожелает вам Германию или Израиль.

Есть деньги , прочные дружеские связи
с кем и где нужно, известность , блат , широкий круг общения - всё будет быстро и достойно .

Мы остались в Москве и поняли: говорить о том, что у нас не лечат от рака, - значит врать. Но. Говорить о том, что в России можно успешно лечиться от рака без блата, - значит тоже врать. Говорить о том, что каждый заболевший раком россиянин может с улицы и бесплатно попасть к специалисту в хорошую, то есть московскую или питерскую, клинику, - значит повторять лживую мантру за министерством здравоохранения. За несколько месяцев, проведённых на Каширке, нам не встретился ни один человек с улицы. Все попали через знакомых или знакомых знакомых. Исключение - больные с редкими видами онкологии. Такие люди попадают к врачам без блата. Думаю, потому, что их рак просто очень важен и интересен для науки. Интересна ли кому-нибудь их жизнь? Не уверен.

Ещё встретился вечно шаркающий тапками простой паренёк Серёжа из глубокой провинции, в кожаной куртке и спортивных штанах. Ему не повезло с толковым мнительным отоларингологом, Катей Гордеевой, московской пропиской, нужным номером телефона, деньгами. Серёжу направили на Каширку, когда маленькая шишечка под ключицей успела превратиться в здоровенный футбольный мяч. Диагноз, оформление всех документов, чтобы попасть в Москву, неотвратимые многочисленные очереди заняли у Серёжи вечность. После всех положенных курсов химиотерапий у парня почти сразу обнаружился рецидив. Или, как он жизнелюбиво это называл, - «небольшой рецидивчик». Его рак оказался резистентным к лечению. Вся Каширка молится за Серёжу: господи, сделай такое чудо, чтобы он если и не вылечился, то лечился ещё много-много лет, сделай так, чтобы шарканье его тапок не замолкало. Просто для многих пациентов Онкоцентра это шарканье напоминает о жизни.

А ещё это шарканье напоминает о том, где мы живём. Есть деньги, прочные дружеские связи с кем и где нужно, известность, блат, широкий круг общения - всё будет быстро и достойно. А нет - тогда будешь торчать в очередях, доказывать, что ты не верблюд, а человек, которому очень нужна помощь. И это позорная российская беда, ставшая давным-давно правилом государственного подхода к человеческой жизни: «Да пребудет с нами ксива!»

Мы попали на Каширку в начале лета. Бабушки подхватили сына Луку⁴. Юля легла на долгожданную химиотерапию: разобраться с клетками-убийцами хотелось больше всего на свете. Последние недели до начала лечения мы прожили с влажными ладонями и сердцебиением 90 плюс. Поскорее бы заснуть, чтобы проснуться, чтобы потом снова заснуть и проснуться. Торопили время, представляя, как разрастается эта гроздь винограда в теле.

4. Если вы заболели раком и у вас есть маленький ребёнок, вам снова и снова повезло: во-первых, нет лучшего лекарства, чем мысли о том, что вот этот ангел с растрёпанными волосами просто обязан увидеть вас старым, а вы его - взрослым. Во-вторых, здорово, что вы успели родить ребёнка, после адского лечения родить будет не так просто, как до него. Да, и обязательно до лечения проконсультируйтесь с врачами о перспективах деторождения. Хороший доктор наверняка посоветует заболевшим мужчинам открыть депозит в банке спермы: наморозить генетический комплект на будущее. А женщинам расскажет и предупредит, что будет происходить с яичниками и половыми гормонами.

Палата на двадцатом этаже. Катетер в вене. Приоткрытая дверь на общий гигантский балкон. В мёртвой тишине смертельные и одновременно живительные капельки одна за другой. Следишь за каждой из них, слушаешь их, разговариваешь про себя с каждой из них. И одна только мысль - хоть бы сработало. Хоть бы сработало.

Три-четыре дня под капельницами, выжигающими всё живое. Потом на полторы недели домой, пить килограммы пилюль и таблеток, приходить в себя. И снова в больницу на капельницы. Всего шесть таких курсов. Волосы посыпались недели через три. Через месяц Юля взяла машинку и выбрила себе ирокез: она всегда умела извлекать пользу из всех неприятностей. Потом побрилась совсем, не дожидаясь, когда на голове останутся три волосинки⁵.

5. Пожалуйста, не расстраивайтесь из-за волос. Во-первых, это отличный шанс поэкспериментировать с короткими причёсками. Во-вторых, после того, как всё закончится, волосы очень быстро отрастут и станут крепче, гуще и волнистее, чем прежде.

Я заканчивал работать и бежал к Юле. Чтобы попасть в палату, нужно было успевать до восьми вечера. Медперсонал очень лояльный, понимающий и прощающий. Никто ни разу не сказал и слова на мои несанкционированные ночёвки у жены.

Химии - очень разные. Кто-то между капельницами умудряется ходить на работу . Кто-то не может дойти и до туалета

Через месяц медперсонал стал родным. Понаблюдав за тем, как живут и работают врачи, как вертелась в этом страшном колесе наш лечащий доктор, которой, кажется, нет и тридцати, понимаешь, что все они заслуживают памятника при жизни. Ну или хотя бы нормальной зарплаты. Больные, конечно, уверены в бессердечности и невнимательности докторов. Каждый думает, что заслуживает большего внимания, чем другой пациент, поэтому ворчит и злится, если доктор не появляется в палате чаще, чем раз в час.

На самом деле, онкологи на Каширке, как садху в Индии, отказываются вообще от всего, от чего можно отказаться в жизни. Они приходят в эти больные стены, из которых нормальному человеку хочется бежать, к восьми утра каждый день. А уходят домой в полночь. Всё время они проводят в доме-монстре, от которого веет горем и болью. Каширка - это вообще особенная зона, лишённая счастья и покоя. Оказавшись там, ты тут же заболеваешь сам, становясь частью этого мира мрачных, медленно передвигающихся и тяжело дышащих людей с зелёными лицами. Тысячи-тысячи-тысячи-тысячи онкобольных на 23 этажах не оставляют иллюзий: рак, как Великая Отечественная, прикоснулся к каждой семье в стране. Среди этих людей врачи носятся как угорелые. Вот уж у кого много дел в России, так это у докторов на Каширке: раком на одной шестой болеет то ли каждый четвёртый человек, то ли каждый шестой. А в не очень далёком будущем перенёсшим онкологическое заболевание окажется каждый второй. Какая уж тут личная жизнь?

Все реагируют на химию по-разному. Потому что химии очень разные. Всё зависит от миллионов онкологических диагнозов. Кто-то между капельницами умудряется ходить на работу, кто-то не может дойти и до туалета⁶. К этому моменту мы были знакомы с Юлей больше десяти лет. Но я и не подозревал, что в моей хрупкой жене найдётся столько сил. И на себя, и на меня, и на всех вокруг. От капельниц и уколов пропали последние вены. Лейкоциты ниже плинтуса. А она ходит по палатам на этаже, подбадривает и рассказывает вновь прибывшим, как победить чудовищную тошноту во время химий.

6. Врачи говорят, чем хуже пациент реагирует на химиотерапию, тем правильнее болезнь отвечает на лечение. Когда начинается терапия, будьте рядом, не раздражайте и не раздражайтесь, а терпеливо и бодро доверьтесь факту: онкология как наука развивается быстрее любой другой медицинской отрасли в мире. Мучения во благо. Больше добрых эсэмэсок, любимых пластинок, книг и фильмов. Говорите о том, как вы вместе поедете на море, когда всё это закончится. Как окажетесь вместе в Берлине на концерте Sigur Ros. Как будете жарить мясо, плавать в лодке, кормить яблоками лошадей. Займите мозг приятными планами. Не стесняйтесь и напомните друзьям о том, что они друзья. Побольше жизни вокруг.

Вот так ты и существуешь: от курса к курсу. Вместе с женой. Ешь. Спишь. Работаешь. В больницу. Ешь. Спишь. Работаешь. В больницу. Всё это превращается в скверный набор механических действий. Сквозь которые ты не без труда продираешься, время от времени понимая самые главные вещи. Лёжа в кабинете для переливания крови, я, кажется, впервые за 30 лет по-настоящему осознал, что такое любовь. Любовь - это быть полезным человеку, без которого ты никто. Любовь - это пролиться собственной кровью в венах жены, поближе к самому сердцу.

А утром всё заново: работаешь. В больницу. Работаешь. В больницу. Это трудно, но к этому аду даже как-то привыкаешь. Знание, что у этого ада есть конец, придаёт сил. Уверенность в том, что впереди выздоровление, превращает ад в череду неприятностей, которые стоит пережить.

Важно договориться с начальниками на работе о том, что сейчас весь твой творческий и физический потенциал будет не для работы. Что в семье - война с онкоклетками. Если работа вменяемая, она поймёт и, как снова повезло в моём случае, поможет боеприпасами. В смысле - деньгами. А деньги очень пригодятся⁷.

7. Российская бесплатная медицина очень дорогая. Базовые препараты предоставят бесплатно, по квоте или страховке, но многие сопутствующие дорогостоящие лекарства, без которых качество жизни во время лечения упадёт до неприличных низов, придётся покупать самим. Например, одна противорвотная таблетка «Кетрила», без которой Юле выжить во время химиотерапии было невозможно, стоит 500 рублей. Одна таблетка!

После шести курсов химий была лучевая терапия. Обманчиво безболезненные и быстрые процедуры фактически являются маленьким Чернобылем. Во время процедур ни в коем случае не нужно думать о том, что эта огромная футуристическая штуковина с лазерной пушкой делает вас инвалидом. Прежде всего она вас спасает. Но сразу после окончания лучевой терапии со всей силы нужно понимать: облучённые пушкой зоны вашего организма вам этого так просто не оставят.

Могут начаться серьёзные проблемы с сердцем, эндокринной системой, суставами, кожей - да со всем, что во время уничтожения рака уничтожилось заодно. Впереди вообще ещё много неприятностей. Имейте, например, в виду, что ваша реабилитация после лечения онкологии и качество вашей дальнейшей жизни не волнуют абсолютное большинство (даже самое талантливое и гениальное) российских онкологов. Всё, что происходит с вашим вылеченным и разрушенным телом, - теперь ваша проблема. Российские онкоцентры расставляют приоритеты по-своему. Живы - и это главное⁸.

8. Поэтому, несмотря на смертельную усталость от лечения, теперь очень важно найти богом избранного врача, который расскажет, как нужно жить после рака: к каким побочным болезням готовиться, что есть, что пить, где работать, куда путешествовать и так дальше.

***

Мы с женой сидим у прудика, кормим уток. Вокруг нас бегает счастливый четырёхлетний сын Лука. Я встретился со своей семьёй в парке «Дубки». Вместе мы отмечаем годовщину свадьбы.

Компьютерная томография показала, что гроздь винограда высохла. Опухоли больше нет. Ремиссия.

Этот дурацкий вопрос «за что?» только теперь, спустя год, потерял всякий смысл. Конечно, не «за что», а «для чего». Для того, чтобы, наконец, понять, как бесценны эти эсэмэски, любимые пластинки, фильмы, поездки на море, концерты Sigur Ros, это жаренное на углях мясо. Или большие кривые лошадиные зубы, грызущие яблоки. И всё-всё-всё остальное. Вместе.

Осталось только распрощаться с «Донормилом».

ПОДМОСКОВЬЕ

Черная «Волга» взревела форсированным движком, резко дернулась с места. Еще секунду назад машина мирно «дремала» на стоянке и вдруг – будто пес, сорвавшийся с цепи, – понеслась к воротам. Охранник в пятнистой форме, случайно оказавшийся на пути черного болида, завопил от боли. Он не успел ни выхватить оружие, ни отскочить в сторону, лишь начал сгибать ноги, готовясь прыгнуть вбок. Машина ударила его, сломав позвоночник чуть выше поясницы. Несчастный покатился по земле, раскинул руки, затих.

– Стой! – заорал другой сотрудник службы безопасности, дежуривший у выезда из секретной лаборатории «Ноев ковчег».

Но человек за рулем будто слетел с тормозов. Беглец ничего не хотел слышать, и у него были на то причины. Черная «Волга», набравшая приличную скорость, ударила бампером в металлические ворота, во все стороны брызнули осколки – машина лишилась передка и фар. Створки не выдержали удара полуторатонного «стенобитного орудия» и распахнулись.

– Черт! Черт! – выругался охранник. Схватился за телефонную трубку для внутренней связи, трясущимися пальцами набрал короткий номер. – Ярес! Он ушел! Он!!! Да кто, еханый бабай! Завацкий!!!

…Черная «Волга» с покореженным передком скрылась между деревьями, проскочила участок грунтовой дороги. Когда водитель включил первую передачу, выбираясь на асфальтовое полотно, в двигателе что-то страшно застучало. Завацкий крутанул головой влево-вправо, пытаясь определить: в какую сторону ему нужно?

Влево! Взвизгнув покрышками на асфальте, машина понеслась к выезду на трассу Москва – Санкт-Петербург.

– Не стрелять! Только не стрелять! – топая ногами, орал лысый невысокий человек. Здоровяк потрясал огромными кулаками. – Кто выстрелит в него – замочу! Мамой клянусь – замочу! Машине – только по колесам! Все слышали?! Только по колесам! Не дай бог – в бензобак!!!

– Ярес! – из подлетевшего джипа высунулся помощник главы службы безопасности лаборатории «Ноев ковчег». – Ярес!

Лысый здоровяк запрыгнул на переднее сиденье.

– Пошел! – заорал он, в нетерпении барабаня огромным кулаком по «торпеде». – Пошел! Пошел! Пошел!

«Мицубиши Паджеро» дернулся с места, понесся по лесной грунтовке.

– Куда? – нервно спросил водитель. – Босс! Куда?! Направо? Налево?

– Направо! – приказал Ярес и схватился за портативную рацию. – Битый! Ты – налево! Делимся пополам!

Машины, преследовавшие «Волгу» с разбитыми фарами, добрались до стыка с асфальтовой трассой. Выбираясь на полотно, одни поворачивали в нужную сторону, другие – в противоположную. Фары на машине беглеца не работали, а задние габариты Завацкий выключил, пытаясь сбить преследователей с толку.

– Только выдержи… – молился человек за рулем «Волги». – Выдержи, милая! Пожалуйста… Мне бы только до людей добраться… До журналистов… До телевидения… До кого-нибудь!

Впереди блеснул указатель на трассу Е95, соединявшую две столицы, и вдруг беглец понял, что на такой машине ему не дадут попасть в Москву. В область сворачивать тоже бесполезно – остановит первый же сотрудник ДПС. Тогда не уйти, точно не уйти. Люди Яреса достанут.

Может, сознательно тормознуть у поста, выложить всю историю – от и до? Но сколько времени необходимо, чтоб поверили и связались с ФСБ, попросили защиты? Не успеть… Плохая идея – умереть на трассе вместе с зажравшимся продавцом полосатых палочек…

Беглец, неожиданно для себя, вывернул руль и вдавил педаль газа. Теперь он несся прочь от Москвы, кусая губы и понимая, что с каждой секундой удаляется от места, в которое так стремился попасть.

Так лучше. Да, лучше. Это даст возможность оторваться от преследователей, сбить их с толку. Ярес и «быки» ждут, что Завацкий рванет в сторону Москвы. А он? Он уйдет в противоположном направлении! Надо выжать из разбитой «Волги» максимум. Потом бросить ее, сменить машину. И уже на ней, не замеченный никем, он вернется в столицу.

Водитель на миг оторвал левую руку от «баранки», нащупал в нагрудном кармане толстую записную книжку. Поморщился – улыбаться он разучился. Машина плохо слушалась, и потому беглец снова вцепился в руль, прикладывая массу усилий, чтоб удержать ее на трассе. Несмотря на повреждения, верхние передачи работали, «Волга» тянула сто десять – сто двадцать, и это было совсем неплохо.

ТРАССА МОСКВА – САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

Июнь 2008 года выдался жарким. Природа, словно посмотрев на календарь и отметив, что наступило лето, «наколдовала» теплых ветров, которые разогнали вату пропитанных влагой майских облаков. Дожди разом – будто по команде – ушли от Москвы, в глубь России, куда-то в сторону Урала. Проснувшееся, отмытое солнце принялось за дело, едва только ему дали свободу, выпустили из плена серых туч. Температура поднялась до двадцати пяти, и синоптики клялись, что уже через несколько дней станет все тридцать: из Европы спешил антициклон.

Отличная погода! Сергей Поздняков, ехавший за рулем «Мersedes SLK 55 AMG», тут же воспользовался подарком природы – убрал крышу, превратив авто в кабриолет. Свежий воздух отлично прочищал мозги, выдувая из них хмель выходных.

«Наш выбор – стабильность и процветание России!» Глянув на лозунг, промелькнувший справа, Сергей широко улыбнулся. Выборы президента состоялись, все завершилось благополучно для измученной ожиданием страны, но плакаты с неявной агитацией в пользу ставленника «партии власти» кое-где еще оставались. Поздняков отлично понимал, почему владельцы рекламных площадей не торопятся снимать агитки. По логике, если оплаченное время показа закончилось, следовало удалить старые вывески, заменив их на нейтральное «Рекламная площадь сдается в аренду». Но кто ж захочет понапрасну злить медведя, призывая его вылезти из берлоги? Зачем?

На месте владельцев рекламного бизнеса Поздняков поступил бы точно так же: не стал бы снимать политплакаты сразу после выборов. Появится новый клиент, желающий разместить информацию о новом товаре, – тогда по-тихому, стенд за стендом… А пока не появился – пусть висит, радует глаз «партии власти».

Слава богу, в стране, привыкшей к лихим переменам, не произошло какого-то правого или левого реванша. Выборы закончились так, как хотелось бы, наверное, большинству россиян. Смены политического курса не произошло, Владимир Путин аккуратно передал власть достойному преемнику, и все вздохнули с облегчением. Стабильность, еще на четыре, а в перспективе – на восемь лет.

«Стабильность – это мой выбор!» На бешеной скорости мимо Позднякова пролетел еще один политплакат.

– Факт! – усмехнулся Сергей, энергично работая челюстями. – А мой выбор – морозная свежесть!

Будучи директором туристической фирмы «Дорога в эдем», Поздняков возвращался в Москву ранним утром, в понедельник. Он ехал от Александра Рудакова, пригласившего старого друга на праздничный уик-энд по случаю окончания строительства загородной «фазенды». Как водится, «скромная вечеринка», начавшаяся в субботу, затянулась. Вечером в воскресенье Сергей попытался сесть за руль, но понял, что лучше не рисковать. ДПС точно «приласкала» бы безбашенного водителя в таком состоянии, а ставить «Mersedes SLK 55 AMG» на штрафстоянку – слишком дорогая шутка. Даже после удачного завершения нервных предвыборных месяцев.

Последние дни действительно выдались неспокойными – директор турфирмы отлично понимал, что в момент избрания нового президента его собственное благополучие зависит не от количества клиентов, не от успешной работы топ-менеджеров и даже не от расположения налоговиков. Нет! Разыгрывалась другая карта – козырная, которая могла покрыть любую из предложенных прочими заинтересованными сторонами.

На счастье, с выборами все завершилось благополучно. Это была одна из причин, по которой Сергей немного слетел с тормозов, оказавшись в гостях у Сашки Рудакова. Захотелось расслабиться по полной программе. Уверенность в завтрашнем дне, красивая природа, заводные девушки, хорошая еда и отличная выпивка…

Журналист Роман Супер рассказывает в своей книге историю одной болезни, одного лечения и одного выздоровления, успевая объяснить, почему любовь сильнее смерти. Прочитать ее действительно стоит каждому, в этом мы уверены. В подтверждение публикуем главу из романа, вышедшего в издательстве Individuum

Т ы же никак не можешь к этому подготовиться. Не можешь предугадать. Не можешь спланировать. Как­-то заранее набраться смелости и сил. Не мо­жешь вечером лечь спать с мыслью, что завтра утром все изменится, что все твои текущие дела перестанут иметь какое­-либо значение и смысл, по­тому что сам Бог, судьба, случай или черт знает что пошлет тебя на три страшных буквы - РАК. Нет, ничего, что может как­-то подготовить человека, не происходит.
Вот и Юля третьего апреля 2013 года просто легла спать. А в девять утра четвертого апреля про­сто зазвенел будильник. Комната до краев была за­лита теплым светом, как и в тот апрельский день одиннадцать лет назад, когда я впервые увидел свою будущую жену. Юля высунула из­-под одеяла ногу, запустила пальцы в волосы и нехотя откры­ла глаза. Потом как-­то случайно провела рукой по шее и у самого ее основания над левой ключицей зацепилась за что­-то неестественно твердое.
Бугорок? Не бугорок.
Шишка? Вроде нет.
Прыщик? Вряд ли.
Принимая душ, пощупала эту штуку еще раз.
Все­-таки похоже на воспаленный лимфатический узел. Ну, бывает. Правда, обычно за ушами. Навер­ное, и здесь иногда воспаляется. Надо последить.

Ты же никак не можешь к этому подготовиться. Не можешь предугадать. Не можешь спланировать.

Жена моя работала в маленьком уютном магазин­чике на Цветном бульваре. Заказывала из Европы виниловые пластинки, кино, книги и альбомы по искусству. Каждый день копалась в лучшем, что создавалось людьми на нашей планете. Пропускала через себя песни, фильмы, фотографии, за­цепившиеся за историю мировой культуры. Это от­кладывало сильный отпечаток на то, как остро она чувствовала мир.
Юля очень красива. Красива изнутри. Она хоро­шо образована. Все, за что она бралась, всегда вы­ходило в лучшем виде. Она привыкла отдавать то­му делу, которым занимается, всю себя, без остатка. При этом в ней нет ни капли тщеславия, зависти, эгоизма. И это всегда подкупало меня. Моя жена - мой нравственный камертон. Моя жена - моя главная находка и главное завоевание. Она неве­роятный человек. Такие рождаются раз в сто лет. Юля всегда, несмотря ни на что, остается собой. Поэтому и люди, и дела, и помыслы, и все вокруг нее - прозрачное, чистое, честное.

Она никогда и никуда не торопится, чтобы слу­чайно на бегу не пропустить что-­то важное, насто­ящее и красивое. Она ценит мелочи и детали, из которых складывает свою жизнь в большие, при­чудливых форм и красок картины и фантазии. Всегда чуть­чуть не от мира сего. Всегда в смешных широких платьях, как у девочек в детском саду, но при этом женственна и сексуальна. Всегда чуть­-чуть витает в облаках, но при этом внимательна к людям - самым близким или случайным, по­являющимся в жизни пусть даже на одну минуту. Ко всем.
К себе она тоже всегда относилась вниматель­но. Особенно после рождения нашего сына. Лука с первых дней жизни как-­то слишком болезнен­но был привязан к Юле. А Юля к нему. Может по­этому странный незнакомец над ключицей заста­вил ее обратить на себя такое пристальное вни­мание.

Моя жена - мой нравственный камертон. Моя жена - моя главная находка и главное завоевание

Спрятавшись за только что прибывшими в мага­зин кучами пластинок Blur и Smiths, Юля залезла в интернет и тут же нашла примерно четыре мил­лиона статей с фотографиями вспухших лимфо­узлов над левой ключицей. В двух миллионах статей говорилось, что это может быть верным признаком метастазы рака легкого и груди. В двух других миллионах - читателей успокаивали раком лимфатической системы. Рядом с магазином находился платный медицинский центр. В обе­денный перерыв Юля неслась сломя голову делать УЗИ:
- Доктор, вы знаете, я в интернете прочита­ла, что это может быть как­-то связано с онколо­гией...
- Ну, вы читайте больше. В интернете и угри могут назвать признаком онкологии.
- Да, я согласна. Но у меня не очень хорошая наследственность. Год назад у меня мама лечилась от рака груди. А еще раньше бабушка умерла от ра­ка. Да и у деда все не слава богу.
- Вот зачем вы паникуете раньше времени? Ле­жите ровно. И желательно молча.
Доктор сделал УЗИ, распечатал снимок, написал в заключении слово «воспаление» и отпустил мою жену домой, успокоив - все нормально, расслабь­тесь:
- Похоже на обычную простуду. Грипповали, перенесли все это на ногах. Вот организм таким об­разом отвечает на ваш образ жизни, на вашу халат­ность. Но ничего страшного я не вижу. Будьте здо­ровы. До свидания.
- Отлично, спасибо. И вы будьте здоровы.
Доктор сказал, что все хорошо. Что шишка рас­сосется. И паниковать не нужно. К тому же он сде­лал УЗИ. Что может быть показательнее, информа­тивнее? И клиника эта была не государственная и не дешевая, а солидная, со свежим ремонтом. Врачи в ней здороваются и смотрят в глаза, когда разговаривают с пациентами. Нет ни одной причи­ны сомневаться. Ну вот и славно.
Юля попробовала больше не думать о своем лим­фоузле. Забыть о нем. После похода к врачу сделать это было, в общем­-то, очень просто. Врач был убе­дителен. А лимфоузел не таким уж и страшным. Но все­-таки каждое утро пальцы сами находили его. Бугорок - не бугорок. Шишку - не шишку. Прыщик - не прыщик. Украдкой тянулись к этому неизменно твердому и выпуклому узел­ку. Он не исчезал. Видимо, прошло слишком мало времени. Видимо, накопившаяся за зиму усталость ослабила иммунитет. Видимо, надо лучше питаться и больше отдыхать.

Клиника эта была не государственная и не дешевая, а солидная, со свежим ремонтом. Врачи в ней здороваются и смотрят в глаза, когда разговаривают с пациентами
Моя жена идет на работу, но он на месте. Пьет кофе в «Старбаксе», а он не исчезает. Смотрит ки­но - и лимфоузел с ней, в этом же кинотеатре.

В конце апреля Юля на неделю улетела в команди­ровку в Китай. На ежегодную выставку. Каждый ве­чер мы созванивались и болтали о всякой ерунде:
- Ром, хочешь поговорить с улицей?
- Да, давай. Она понимает русский язык?
- Она никакой язык не понимает. Она никого не слушает. Она просто орет двадцать четыре часа в сутки. Вот послушай.

Жена поднимала телефон вверх, чтобы я послу­шал шум улицы. Я вздрагивал: казалось, что все девять миллионов жителей Гуанчжоу одновремен­но орут мне в ухо, предлагают фастфуд, ругаются, звонят велосипедными звонками, смеются и поют песни.
- Великая китайская симфония.
- Возвращайся скорее, Юль. Посидим в ти­шине.
- Через два дня.
- Люблю тебя. Лимфоузел уменьшился?
- И я тебя. Не волнуйся. Уменьшился. Его почти и нет.
Делая пересадку в Гонконге на рейс до Москвы, Юля бежала по терминалу в поисках своего гейта. Не тот. Не тот. Не тот. Не в ту сторону. Или в ту? «Ну как же можно продавать билеты на рейсы, между которыми всего тридцать минут? - злилась Юля, снова оказываясь не у того выхода, который нужен ей. - Надо спросить. Здесь же вроде говорят по­-английски».
Она подбежала к первому встречному сотрудни­ку аэропорта. Открыла рот, чтобы задать вопрос, но не смогла произнести ни слова. Ее прошиб хо­лодный пот. Она стала задыхаться и кашлять с та­кой силой, что, казалось, легкие вот­-вот выскочат наружу. Ноги подкосились. В глазах потемнело. Голова закружилась. Юля грохнулась на пол без со­знания.