Японские хокку о природе. Встречаю двух поэтов: отца и сына
Япония – страна с очень древней и своеобразной культурой. Пожалуй, нет другого литературного жанра, который бы так выражал японский национальный дух, как это делает хокку.
Хокку (хайку) - лирическое стихотворение, отличается предельной краткостью и своеобразной поэтикой. Оно изображает жизнь природы и жизнь человека на фоне круговорота времён года.
В Японии хокку не были просто придуманы кем-то, а явились продуктом многовекового исторического литературно-поэтического процесса. До VII века в японской поэзии преобладали длинные стихи – «нагаута». В VII-VIII веках законодательницей японской литературной поэзии, вытеснив их, становится пятистишие «танка» (буквально «короткая песня»), еще не разделенная на строфы. Позднее танка стала четко делиться на трехстишие и двустишие, но хокку еще не существовали. В XII веке появились стихи-цепи «рэнга» (буквально «нанизанные строфы»), состоящие из чередующихся трехстиший и двустиший. Их первое трехстишие называлось «начальной строфой» или «хокку», но не существовало самостоятельно. Только в XIV веке рэнга достигла наивысшего рассвета. Начальная строфа была обычно лучшей в ее составе, и появились сборники образцовых хокку, ставшие популярной разновидностью поэзии. Но только во второй половине XVII века хокку как самостоятельное явление прочно утвердились в японской литературе.
Японская поэзия является силлабической, то есть ритмика её основана на чередовании определённого количества слогов. Рифмы нет: звуковая и ритмическая организация трехстишия - предмет большой заботы японских поэтов.
Сотни, тысячи поэтов увлекались и увлекаются сложением хокку. Среди этих бесчисленных имён можно выделить четыре великих имени, известных сейчас всему миру: Мацуо Басё (1644-1694), Ёса Бусон (1716-1783), Кобаяси Исса (1769-1827) и Масаока Сики (1867-1902). Вдоль и поперёк исходили эти поэты Страну восходящего солнца. Отыскали самые красивые уголки в глубине гор, на морском побережье и воспели их в стихах. Весь жар своего сердца вкладывали они в несколько слогов хокку. Откроет читатель книгу - и будто бы своими глазами увидит зелёные горы Ёсино, зашумят под ветром волны прибоя в бухте Сума. Запоют печальную песню сосны в Суминоэ.
Хокку обладает устойчивым метром. В каждом стихе определённое количество слогов: пять в первом, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Это не исключает поэтической вольности, особенно у таких смелых поэтов-новаторов, каким был Мацуо Басё. Он иногда не считался с метром, стремясь достигуть наибольшей поэтической выразительности.
Размеры хокку так малы, что по сравнению с ним европейский сонет кажется большой поэмой. Оно вмещает в себя считанное количество слов, и тем не менее ёмкость его относительно велика. Искусство писать хокку - это прежде всего умение сказать многое в немногих словах.
Краткость роднит хокку с народными пословицами. Некоторые трехстишия получили хождение в народной речи на правах пословиц, как, например, стихотворение Басё:
Слово скажу -
Леденеют губы.
Осенний вихрь!
Как пословица оно означает, что «осторожность иногда заставляет промолчать». Но чаще всего хокку отличается от пословицы по своим жанровым признакам. Это не назидательное изречение, короткая притча или меткая острота, а поэтическая картина, набросанная одним-двумя штрихами. Задача поэта - заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, и для этого не обязательно рисовать картину во всех её деталях.
Сборник хокку нельзя «пробегать глазами», листая страницу за страницей. Если читатель будет пассивным и недостаточно внимательным, он не воспримет импульса, посланного ему поэтом. Японская поэтика учитывает встречную работу мысли читателя. Так удар смычка и ответное дрожание струны вместе рождают музыку.
Хокку невелико по своим размерам, но это не умаляет того поэтического или философского смысла, который способен придать ему поэт, не ограничивает масштаб его мысли. Однако дать многостороннее изображение и пространно, до конца развить свою мысль в пределах хокку поэт, конечно, не может. В каждом явлении он ищет лишь его кульминационный пункт.
Отдавая предпочтение малому, хокку иногда рисовало и картину большого масштаба:
На высокой насыпи - сосны,
А меж ними вишни сквозят, и дворец
В глубине цветущих деревьев...
В трёх строчках стихотворения Басё - три плана перспективы.
Хокку сродни искусству живописи. Они нередко писались на сюжеты картин и, в свою очередь, вдохновляли художников; подчас они превращались в компонент картины в виде каллиграфически выполненной надписи на ней. Иногда поэты прибегали к способам изображения, родственным искусству живописи. Таково, например, трёхстишие Бусона:
Цветы сурепки вокруг.
На западе гаснет солнце.
Луна на востоке встаёт.
Широкие поля покрыты желтыми цветами сурепки, они кажутся особенно яркими в лучах заката. С огненным шаром заходящего солнца контрастирует восходящая на востоке бледная луна. Поэт не рассказывает нам подробно, какой при этом создается эффект освещения, какие краски на его палитре. Он только предлагает по-новому взглянуть на ту картину, которую каждый видел, может быть, десятки раз... Группировка и выбор живописных деталей - вот в чем основная задача поэта. В колчане у него всего две-три стрелы: ни одна не должна пролететь мимо.
Хокку – маленькая волшебная картинка. Её можно сравнить с пейзажной зарисовкой. Можно писать на холсте огромный пейзаж, тщательно прорисовывая картину, а можно несколькими штрихами набросать дерево, согнувшееся под ветром и дождём. Вот так и японский поэт, он «рисует», намечая немногими словами то, что мы сами должны домыслить, дорисовать в воображении. Очень часто авторы хокку делали иллюстрации к своим стихам.
Часто поэт создаёт не зрительные, а звуковые образы. Вой ветра, стрёкот цикад, крики фазана, пение соловья и жаворонка, голос кукушки - каждый звук исполнен особого смысла, рождает определённые настроения и чувства.
Жаворонок поёт,
вонким ударом в чаще
Вторит ему фазан. (Бусон)
Японский поэт не развёртывает перед читателем всей панорамы возможных представлений и ассоциаций, возникающих в связи с данным предметом или явлением. Он только будит мысль читателя, даёт ей определённое направление.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер. (Басё)
Стихотворение похоже на монохромный рисунок тушью.
Здесь нет ничего лишнего, всё предельно просто. При помощи нескольких умело выбранных деталей создана картина поздней осени. Чувствуется отсутствие ветра, природа словно замерла в грустной неподвижности. Поэтический образ, казалось бы, чуть намечен, но обладает большой ёмкостью и, завораживая, уводит за собой. Поэт изобразил реальный пейзаж и через него – своё душевное состояние. Не об одиночестве ворона говорит он, а о своём собственном.
Вполне понятно, что в хокку есть недоговорённость. Стихотворение состоит всего из трёх стихов. Каждый стих очень короток. Чаще всего в стихе два значащих слова, не считая формальных элементов и восклицательных частиц. Всё лишнее отжимается, отсеивается; не остается ничего, что служит только для украшения. Средства поэтической речи отбираются крайне скупо: хокку избегает эпитета или метафоры, если может без них обойтись. Иногда всё хокку целиком - развёрнутая метафора, но её прямое значение обычно скрыто в подтексте.
Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела...
О, с какой неохотой!
Басё сложил это стихотворение, расставаясь с гостеприимным домом своего друга. Было бы, однако, ошибкой в каждом хокку искать подобный двойной смысл. Чаще всего хокку - конкретное изображение реального мира, не требующее и не допускающее никакого другого толкования.
Хокку учит искать потаённую красоту в простом, незаметном, повседневном. Прекрасны не только прославленные, много раз воспетые цветы вишен, но и скромные, незаметные на первый взгляд цветы сурепки, пастушьей сумки.
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнём. (Басё)
В другом стихотворении Басё лицо рыбака на рассвете напоминает цветущий мак, и оба они одинаково хороши. Красота может поражать, как удар молнии:
Едва-едва я добрёл,
Измученный, до ночлега...
И вдруг - глициний цветы! (Басё)
Красота может быть глубоко скрыта. Ощущение прекрасного в природе и в жизни человека сродни внезапному постижению истины, извечного начала, которое, согласно буддийскому учению, незримо присутствует во всех явлениях бытия. В хокку мы находим новое переосмысление этой истины - утверждение красоты в незаметном, обыденном:
Пугают их, гонят с полей!
Вспорхнут воробьи и спрячутся
Под защитой чайных кустов. (Басё)Дрожат у коня на хвосте
Весенние паутинки...
Харчевня в полуденный час. (Идзэн)
В японской поэзии хокку всегда символичны, всегда наполнены глубоким чувством и философским содержанием. Каждая их строчка несет высокую смысловую нагрузку.
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле. (Мацуо Басё)Камнем бросьте в меня!
Ветку цветущей вишни
Я сейчас обломил. (Тикараи Кикаку, ученик Басе)Не из обычных людей
Тот, которого манит
Дерево без цветов. (Оницура)Вот выплыла луна,
И каждый мелкий кустик
На праздник приглашен. (Кобааси Исса)
Глубокий смысл, страстный призыв, эмоциональная напряженность в этих коротких строчках и обязательно динамика мысли или чувства!
Сочиняя хокку, поэт обязательно должен был упомянуть, о каком времени года идёт речь. И сборники хокку тоже обычно делились на четыре главы: «Весна», «Лето», «Осень», «Зима». Если внимательно вчитаться в трёхстишие, в нём всегда можно обнаружить «сезонное» слово. Например, о талой воде, о цветах на сливе и вишне, о первых ласточках, о соловье. О поющих лягушках говорится в весенних стихах; о цикадах, о кукушке, о зелёной траве, о пышных пионах – в летних; о хризантемах, об алых листьях клёна, о печальных трелях сверчка – в осенних; об оголённых рощах, о холодном ветре, о снеге, об инее – в зимних. Но в хокку говорится не только о цветах, птицах, ветре и луне. Вот крестьянин сажает расточки риса на заливном поле, вот путники пришли полюбоваться снежной шапкой на священной горе Фудзи. Сколько здесь примет жизни японцев – и будничной, и праздничной. Один из самых почитаемых праздников у японцев – праздник цветущей сакуры. Её ветка – символ Японии. Когда зацветает вишня, все, от мала до велика, целыми семьями, с друзьями и близкими собираются в садах и парках, чтобы полюбоваться бело-розовыми облаками нежных лепестков. Это одна из древнейших традиций японцев. К этому зрелищу тщательно готовятся. Чтобы выбрать хорошее место, надо иногда прийти на сутки раньше. Японцы, как правило, празднуют цветение вишни дважды: с коллегами и в кругу семьи. В первом случае – это святая обязанность, которая никем не нарушается, во втором – истинное удовольствие. Созерцание цветущих вишен оказывает на человека благотворное воздействие, настраивает на философский лад, вызывает восхищение, радость, умиротворение.
Хокку поэта Исса и лиричны, и ироничны:
В стране моей родной
Цветёт вишнёвым цветом
И на полях трава!«Вишни, вишни цветут!» -
И об этих старых деревьях
Пели когда-то…Снова весна.
Приходит новая глупость
Старой на смену.Вишни и те
Могут противными стать
Под писк комаров.
Хокку – не просто поэтическая форма, а нечто большее – определённый способ мышления, особый способ видения мира. Хокку соединяет мирское и духовное, малое и великое, природное и человеческое, сиюминутное и вечное. Весна – Лето – Осень – Зима – это традиционное деление имеет более широкое значение, чем простое распределение стихотворений по сезонным темам. В этом едином временном пространстве движется и изменяется не только природа, но и сам человек, в жизни которого есть свои Весна – Лето –Осень – Зима. Мир природы соединяется с миром человека в вечности.
Какое бы хокку мы ни взяли, всюду один главный герой – человек. Поэты Японии с своих хокку стараются рассказать, как человек живёт на земле, о чём размышляет, как грустит и веселится. А ещё они помогают нам чувствовать и понимать прекрасное. Ведь в природе всё прекрасно: и огромный дуб, и невзрачная травинка, и благородный олень, и зелёная лягушка. Даже если зимой подумаешь о комарах – сразу вспомнится лето, солнце, прогулки в лесу.
Японские поэты учат нас беречь всё живое, жалеть всё живое, потому что жалость – великое чувство. Кто не умеет по-настоящему жалеть, тот никогда не станет добрым человеком. Поэты повторяют вновь и вновь: всматривайтесь в привычное – и увидите неожиданное, всматривайтесь в некрасивое - и увидите красивое, всматривайтесь в простое – и увидите сложное, всматривайтесь в частицы – и увидите целое, всматривайтесь в малое – и увидите великое. Увидеть прекрасное и не остаться равнодушным – вот к чему призывает нас поэзия хокку, воспевающая человечность в Природе и одухотворяющая жизнь Человека.
Хайку это стиль классических лирических японских стихотворений вака, получивший распространение с 16 века .
Особенности и примеры хайку
В отдельный жанр этот вид поэзии, называвшийся тогда хокку, оформился в 16 столетии; нынешнее название данный стиль получил в 19 веке благодаря поэту Масаока Сики. Известнейшим поэтом хайку во всем мире признан Мацуо Басё.
Как завидна их судьба!
К северу от суетного мира
Вишни зацвели в горах!
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей
Строение и стилистические особенности жанра хайку (хокку)
Настоящее японское хайку представляет собой 17 слогов, которые образуют одну колонку иероглифов. Специальными разграничивающими словами кирэдзи (яп. «режущее слово») - стих хайку разбивается в пропорции 12:5 на 5-ом слоге, или на 12-ом.
Хайку на японском (Басё):
かれ朶に烏の とまりけり 秋の暮
Караээда никарасу но томарикэри аки но курэ
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
При переводе стихов хайку на языки западных стран кирэдзи заменяют разрывом строки, поэтому хайку принимают вид трёхстишия. Среди хайку очень редко можно встретить и стихи, состоящие из двух строк, составленные в отношении 2:1. Нынешние хайку, которые составлены на языках стран запада, как правило, включают в себя менее 17-ти слогов, в то время как хайку, написанные на русском языке могут иметь большую длину.
В оригинальном хайку особое значение имеет образ, связанный с природой, который сопоставляется с человеческой жизнью. В стихе обозначают время года, применяя необходимое сезонное слово киго. Хайку составляют лишь в настоящем времени: автор пишет о своих личных ощущениях от только что произошедшего события. У классического хокку отсутствует название и оно не использует распространенные в поэзии запада художественно-выразительные средства (например, рифму), но применяет некоторые особые приёмы, созданные национальной поэзией Японии. Мастерство создания стихов хайку заключается в искусстве в трех строках описать свое чувство или мгновение жизни. В японском трехстишии каждое слово и любой образ на счету, они имеют больщое значение и ценность. Основное правило хайку - выразить все свои чувства, применяя минимум слов.
В сборниках хокку каждый стих зачастую размещается на индивидуальной странице. Так делают для того, чтобы читатель смог сосредоточенно, без спешки, прочувствовать атмосферу хайку.
Фотография хайку на японском
Хокку видео
Видео с примерами японской поэзии про сакуру.
Мацуо Басё. Гравюра Цукиоки Ёситоси из серии «101 вид луны». 1891 год The Library of Congress
Жанр хайку произошел от другого классического жанра — пятистишия танка в 31 слог, известного с VIII века. В танка присутствовала цезура, в этом месте она «разломилась» на две части, получилось трехстишие в 17 слогов и двустишие в 14 слогов — своеобразный диалог, который часто сочинялся двумя авторами. Вот это первоначальное трехстишие носило название хокку , что буквально означает «начальные строфы». Затем, когда трехстишие получило самостоятельное значение, стало жанром со своими сложными законами, его стали называть хайку.
Японский гений находит себя в краткости. Трехстишие хайку — самый лаконичный жанр японской поэзии: всего 17 слогов по 5-7-5 мор Мо́ра — единица измерения количества (долготы) стопы. За мору принимается время, требуемое для произнесения краткого слога. в строке. В 17-сложном стихотворении всего три-четыре значимых слова. По-японски хайку записывается в одну строку сверху вниз. На европейских языках хайку записывается в три строки. Рифмы японская поэзия не знает, к IХ веку сложи-лась фонетика японского языка, включающая всего 5 гласных (а, и, у, э, о) и 10 согласных (кроме озвонченных). При такой фонетической скудости никакая интересная рифма невозможна. Формально стихотворение держится на счете слогов.
До ХVII века на сочинение хайку смотрели как на игру. Серьезным жанром хай-ку стал с появлением на литературной сцене поэта Мацуо Басё. В 1681 году он написал знаменитое стихотворение о во́роне и совершенно изменил мир хайку:
На мертвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер. Перевод Константина Бальмонта.
Отметим, что русский символист старшего поколения Константин Бальмонт в этом переводе заменил «сухую» ветку на «мертвую», излишне, по законам японского стихосложения, драматизировав это стихотворение. В переводе оказывается нарушено правило избегать оценочных слов, определений вообще, кроме самых обыкновенных. «Слова хайку» (хайго ) должны отличаться нарочитой, точно выверенной простотой, трудно достижимой, но ясно ощущаемой пресностью. Тем не менее этот перевод правильно передает атмосферу, созданную Басё в этом хайку, ставшем классическим, тоску одиночества, вселенскую печаль.
Существует еще один перевод этого стихотворения:
Здесь переводчица прибавила слово «одиноко», которое отсутствует в японском тексте, тем не менее включение его оправданно, так как «печальное одиночество осенним вечером» — это главная тема этого хайку. Оба перевода оцениваются критикой очень высоко.
Однако очевидно, что стихотворение устроено еще проще, чем это представили переводчики. Если дать его буквальный перевод и разместить в одну строку, как записывают хайку японцы, то получится такое предельно краткое высказывание:
枯れ枝にからすのとまりけるや秋の暮れ
На сухой ветке / ворон сидит / осенние сумерки
Как мы видим, в оригинале отсутствует слово «черный», оно только подразумевается. Образ «озябший ворон на оголившемся дереве» по происхождению китайский. «Осенние сумерки» (аки-но курэ ) можно трактовать и как «позднюю осень», и как «вечер осени». Монохромность — качество, высоко ценимое в искусстве хайку; изображено время дня и года, стирающее все краски.
Хайку — менее всего описание. Нужно не описывать, говорили классики, а называть вещи (буквально «давать имена вещам» — на-о нору ) предельно простыми словами и так, словно называешь их впервые.
Ворон на зимней ветке. Гравюра Ватанабэ Сэйтэя. Около 1900 года
ukiyo-e.org
Хайку — не миниатюры, как их долго называли в Европе. Крупнейший поэт хайку конца ХIХ — начала ХХ века, рано умерший от туберкулеза Масаока Сики писал, что хайку вмещает в себя весь мир: бушующий океан, землетрясения, тайфуны, небо и звезды — всю землю с высочайшими вершинами и глубо-чайшими морскими впадинами. Пространство хайку безмерно, бесконечно. Кроме того, хайку иcпытывает тяготение к объединению в циклы, в поэти-ческие дневники — и часто длиною в жизнь, так что краткость хайку может превращаться в свою противоположность: в длиннейшие произве-дения — собрания стихотворений (правда, дискретного, прерываю-щегося характера).
А вот течение времени, прошлое и будущее х айку не изображает, хайку — это краткий момент настоящего — и только. Вот пример хайку Иссы — наверное, самого любимого поэта в Японии:
Как вишня расцвела!
Она с коня согнала
И князя-гордеца.
Мимолетность — имманентное свойство жизни в понимании японцев, без нее жизнь не имеет цены и смысла. Мимолетность тем прекрасна и печальна, что природа ее непостоянна, изменчива.
Важное место в поэзии хайку занимает связь с четырьмя временами года — осенью, зимой, весной и летом. Мудрецы говорили: «Кто видел времена года, тот видел все». То есть видел рождение, взросление, любовь, новое рождение и смерть. Поэтому в классических хайку необходимый элемент — это «сезонное слово» (киго ), которое связывает стихотворение с временем года. Иногда эти слова с трудом распознаются иностранцами, но японцам они все известны. Сейчас в японских сетях отыскиваются подробные базы данных киго, некоторые насчитывают тысячи слов.
В вышеприведенном хайку о вороне сезонное слово очень простое — «осень». Колорит этого стихотворения — очень темный, подчеркнутый атмосферой осеннего вечера, буквально «сумерек осени», то есть черное на фоне сгущающихся сумерек.
Посмотрите, как изящно Басё вводит обязательную примету сезона в стихотворение о разлуке:
За колосок ячменя
Я схватился, ища опоры...
Как труден разлуки миг!
«Колосок ячменя» прямо указывает на конец лета.
Или в трагическом стихотворении поэтессы Тиё-ни на смерть маленького сына:
О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомой стране
Ты нынче забежал?
«Стрекоза» — сезонное слово для лета.
Еще одно «летнее» стихотворение Басё:
Летние травы!
Вот они, воинов павших
Грезы о славе...
Басё называют поэтом странствий: он много бродил по Японии в поисках истинных хайку, причем, отправляясь в путь, не заботился о еде, ночлеге, бродягах, превратностях пути в глухих горах. В пути его сопровождал страх смерти. Знаком этого страха стал образ «Костей, белеющих в поле» — так называлась первая книга его поэтического дневника, написанного в жанре хайбун («проза в стиле хайку»):
Может быть, кости мои
Выбелит ветер... Он в сердце
Холодом мне дохнул.
После Басё тема «смерть в пути» стала канонической. Вот его последнее стихотворение «Предсмертная песня»:
В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Подражая Басё, поэты хайку перед смертью всегда слагали «последние строфы».
«Истинные» (макото-но ) стихи Басё, Бусона, Иссы близки нашим современникам. Историческая дистанция как бы снята в них благодаря неизменности языка хайку, его формульной природы, сохранявшейся на протяжении всей истории жанра с ХV века до нынешнего дня.
Главное в миросозерцании хайкаиста — острая личная заинтересованность в форме вещей, их сущности, связях. Вспомним слова Басё: «Учись у сосны, что такое сосна, учись у бамбука, что такое бамбук». Японскими поэтами культивировалось медитативное созерцание природы, вглядывание в предметы, окружающие человека в мире, в бесконечный круговорот вещей в природе, в ее телесные, чувственные черты. Цель поэта — наблюдать природу и интуитивно усматривать ее связи с миром человека; хайкаисты отвергали безо́бразность, беспредметность, утилитарность, абстрагирование.
Басё создал не только стихи хайку и прозу хайбун, но и образ поэта-странника — благородного мужа, внешне аскетичного, в нищем платье, далекого от всего мирского, но и осознающего печальную сопричастность ко всему, происходящему в мире, проповедующего сознательное «опрощение». Поэту хайку свойственна одержимость странствиями, дзен-буддийское умение великое воплощать в малом, осознание бренности мира, хрупкости и измен-чивости жизни, одиночества человека во вселенной, терпкой горечи бытия, ощущение неразрывности природы и человека, сверхчувствительность ко всем явлениям природы и смене времен года.
Идеал такого человека — бедность, простота, искренность, состояние духовной сосредоточенности, необходимое для постижения вещей, но и легкость, прозрачность стиха, умение изображать вечное в текущем.
В конце этих заметок приведем два стихотворения Иссы — поэта, который с нежностью относился ко всему малому, хрупкому, беззащитному:
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!Укрывшись под мостом,
Спит зимней снежной ночью
Бездомное дитя.
Несколько лет назад российский Центр охраны дикой природы провёл неожиданный конкурс в поддержку акции «Марш парков» - детям предложили попробовать себя в написании хокку - японских трёхстиший, отражающих многообразие и красоту дикой природы и иллюстрирующих отношения природы и человека. Участие в конкурсе приняли 330 школьников из различных областей России. В нашем обзоре подборка стихов победителей конкурса. А чтобы дать представление о классических хокку, мы приводим наиболее близкие по тематике произведения известных японских поэтов XVII-XIX века в переводе Марковой.
Классические японские хокку
Срезан для крыши камыш.
На позабытые стебли
Сыплется мелкий снежок.
По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
Долгий день напролёт
Поёт – и не напоётся
Жаворонок весной.
Эй, мальчик-пастух!
Оставь же сливе немного веток,
Срезая хлысты.
О, сколько их на полях!
Но каждый цветёт по-своему –
Вот высший подвиг цветка!
Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
В чашечке цветка
Дремлет шмель. Не тронь его,
Воробей-дружок!
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Конкурсные хокку российских школьников
У озера в горах
Черношапочный сурок.
Ему хорошо.
Виолета Багданова, 9 лет, Камчатская область
Сон-трава цветёт
Словно пламя синее
Под солнцем весны.
Екатерина Антонюк, 12 лет, Рязанская область
Грустят тюльпаны
Ждут улыбку солнца
Полыхнёт вся степь.
Эльмира Дибирова, 14 лет, Республика Калмыкия
Кровавое поле,
Но не было битвы.
Сарданы расцвели.
Виолетта Засимова, 15 лет, Республика Саха (Якутия)
Маленький цветок.
Маленькая пчёлка.
Рады друг другу.
Серёжа Стремнов, 9 лет, Красноярский край
Ландыш
Растёт, радует, лечит.
Чудо.
Яна Салеева, 9 лет, Хабаровский край
Слепни кусают лося.
Он им дарит
Полную радости жизнь.
Дмитрий Чубов, 11-й класс, г. Москва
Печальная картина:
Раненого оленя
Добивает бравый охотник.
Максим Новицкий, 14 лет, Республика Карелия
Трактор, подожди,
Гнёздышко в густой траве!
Дай взлететь птенцам!
Анастасия Скворцова, 8 лет, г. Токио
Маленький муравей
Столько полезного сделал Тому,
кто его раздавил.
Юлия Салманова, 13 лет, Республика Алтай
У японцев, как известно, свой особый взгляд на многие вещи. В том числе и на моду. Тому подтверждением .
БАСЁ (1644–1694)
Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен… Недвижно
Стою в забытьи.
В небе такая луна,
Словно дерево спилено под корень:
Белеет свежий срез.
Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?
Ива склонилась и спит.
И, кажется мне, соловей на ветке –
Это ее душа.
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
О, проснись, проснись!
Стань товарищем моим,
Спящий мотылек!
С треском лопнул кувшин:
Ночью вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг.
Аиста гнездо на ветру.
А под ним – за пределами бури –
Вишен спокойный цвет.
Долгий день напролет
Поет – и не напоется
Жаворонок весной.
Над простором полей –
Ничем к земле не привязан –
Жаворонок звенит.
Майские льют дожди.
Что это? Лопнул на бочке обод?
Звук неясный ночной.
Чистый родник!
Вверх побежал по моей ноге
Маленький краб.
Нынче выпал ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.
Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу.
Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя.
О нет, готовых
Я для тебя сравнений не найду,
Трехдневный месяц!
Неподвижно висит
Темная туча в полнеба…
Видно, молнию ждет.
О, сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему –
В этом высший подвиг цветка!
Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.
Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.
Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.
Майские дожди
Водопад похоронили –
Залили водой.
Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье.
Островки… Островки…
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.
Тишина кругом.
Проникают в сердце скал
Голоса цикад.
Ворота Прилива.
Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.
Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы… Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.
Намокший, идет под дождем,
Но песни достоин и этот путник,
Не только хаги в цвету.
Прощальные стихи
На веере хотел я написать –
В руке сломался он.
где некогда затонул колокол
Где ты, луна, теперь?
Как затонувший колокол,
Скрылась на дне морском.
Домик в уединенье.
Луна… Хризантемы… В придачу к ним
Клочок небольшого поля.
В горной деревне
Монахини рассказ
О прежней службе при дворе…
Кругом глубокий снег.
Замшелый могильный камень.
Под ним – наяву это или во сне? –
Голос шепчет молитвы.
Всё кружится стрекоза…
Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.
Колокол смолк вдалеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывет.
Падает с листком…
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.
Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.
Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.
Даже дикого кабана
Закружит, унесет за собою
Этот зимний вихрь полевой!
Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!
В ладоши звонко хлопнул я.
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.
В ночь полнолуния
Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне.
Глубокою стариной
Повеяло… Сад возле храма
Засыпан палым листом.
Так легко-легко
Выплыла – и в облаке
Задумалась луна.
Белый грибок в лесу.
Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.
Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!
Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла? –
Одна скорлупка осталась.
Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.
Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.
Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.
Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!
Всё засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.
Посадка риса
Не успела отнять руки,
Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке.
Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!
Памяти поэта Тодзюна
Погостила и ушла
Светлая луна… Остался
Стол о четырех углах.
Увидев выставленную на продажу картину
работы Кано Мотонобу
…Кисти самого Мотонобу!
Как печальна судьба хозяев твоих!
Близятся сумерки года.
Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
Ивы в первом пуху.
С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.
Прощаясь с друзьями
Уходит земля из-под ног.
За легкий колос хватаюсь…
Разлуки миг наступил.
Прозрачный Водопад…
Упала в светлую волну
Сосновая игла.
Повисло на солнце
Облако… Вкось по нему –
Перелетные птицы.
Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.
Предсмертная песня
В пути я занемог.
И всё бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
Прядка волос покойной матери
Если в руки ее возьму,
Растает – так слезы мой горячи! –
Осенний иней волос.
Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.
По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.
На горном перевале
До столицы – там, вдали, –
Остается половина неба…
Снеговые облака.
Ей только девять дней.
Но знают и поля и горы:
Весна опять пришла.
Там, где когда-то высилась
статуя Будды
Паутинки в вышине.
Снова образ Будды вижу
На подножии пустом.
Парящих жаворонков выше
Я в небе отдохнуть присел –
На самом гребне перевала.
Посещая город Нара
В день рождения Будды
Он родился на свет,
Маленький олененок.
Там, куда улетает
Крик предрассветный кукушки,
Что там? – Далекий остров.
Флейта Санэмори
Храм Сумадэра.
Слышу, флейта играет сама собой
В темной гуще деревьев.
КЁРАЙ (1651–1704)
Как же это, друзья?
Человек глядит на вишни в цвету,
А на поясе длинный меч!
На смерть младшей сестры
Увы, в руке моей,
Слабея неприметно,
Погас мой светлячок.
ИССЁ (1653–1688)
Видели всё на свете
Мои глаза – и вернулись
К вам, белые хризантемы.
РАНСЭЦУ (1654–1707)
Осенняя луна
Сосну рисует тушью
На синих небесах.
Цветок… И еще цветок…
Так распускается слива,
Так прибывает тепло.
Я в полночь посмотрел:
Переменила русло
Небесная река.
КИКАКУ (1661–1707)
Мошек легкий рой
Вверх летит – плавучий мост
Для моей мечты.
Нищий на пути!
Летом вся его одежда –
Небо и земля.
Ко мне на заре в сновиденье
Пришла моя мать… Не гони ее
Криком своим, кукушка!
Как рыбки красивы твои!
Но если бы только, старый рыбак,
Ты мог их попробовать сам!
Заплатила дань
Земному и затихла,
Как море в летний день.
ДЗЁСО (1662–1704)
И поля и горы –
Снег тихонько всё украл…
Сразу стало пусто.
С неба льется лунный свет.
Спряталась в тени кумирни
Ослепленная сова.
ОНИЦУРА (1661–1738)
Некуда воду из чана
Выплеснуть мне теперь…
Всюду поют цикады!
ТИЁ (1703–1775)
За ночь вьюнок обвился
Вкруг бадьи моего колодца…
У соседа воды возьму!
На смерть маленького сына
О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомую даль
Ты нынче забежал?
Полнолуния ночь!
Даже птицы не заперли
Двери в гнездах своих.
Роса на цветах шафрана!
Прольется на землю она
И станет простой водою…
О светлая луна!
Я шла и шла к тебе,
А ты всё далеко.
Только их крики слышны…
Белые цапли невидимы
Утром на свежем снегу.
Сливы весенний цвет
Дарит свой аромат человеку…
Тому, кто ветку сломал.
КАКЭЙ (1648–1716 )
Бушует осенний вихрь!
Едва народившийся месяц
Вот-вот он сметет с небес.
СИКО (1665–1731)
О кленовые листья!
Крылья вы обжигаете
Пролетающим птицам.
БУСОН (1716–1783)
От этой ивы
Начинается сумрак вечерний.
Дорога в поле.
Вот из ящика вышли…
Разве ваши лица могла я забыть?..
Пора праздничных кукол.
Грузный колокол.
А на самом его краю
Дремлет бабочка.
Лишь вершину Фудзи
Под собой не погребли
Молодые листья.
Прохладный ветерок.
Колокола покинув,
Плывет вечерний звон.
Старый колодец в селе.
Рыба метнулась за мошкой…
Темный всплеск в глубине.
Ливень грозовой!
За траву чуть держится
Стайка воробьев.
Луна так ярко светит!
Столкнулся вдруг со мной
Слепец – и засмеялся…
«Буря началась!» –
Грабитель на дороге
Предостерег меня.
Холод до сердца проник:
На гребень жены покойной
В спальне я наступил.
Ударил я топором
И замер… Каким ароматом
Повеяло в зимнем лесу!
К западу лунный свет
Движется. Тени цветов
Идут на восток.
Летняя ночь коротка.
Засверкали на гусенице
Капли рассветной росы.
КИТО (1741–1789)
Я встретил гонца на пути.
Весенний ветер, играя,
Раскрытым письмом шелестит.
Ливень грозовой!
Замертво упавший
Оживает конь.
Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке
Сквозь дождь – вишневый цвет!
ИССА (1768–1827)
Так кричит фазан,
Будто это он открыл
Первую звезду.
Стаял зимний снег.
Озарились радостью
Даже лица звезд.
Чужих меж нами нет!
Все мы друг другу братья
Под вишнями в цвету.
Смотри-ка, соловей
Поет всё ту же песню
И пред лицом господ!
Пролетный дикий гусь!
Скажи мне, странствия свои
С каких ты начал лет?
О цикада, не плачь!
Нет любви без разлуки
Даже для звезд в небесах.
Стаяли снега –
И полна вдруг вся деревня
Шумной детворой!
Ах, не топчи траву!
Там светляки сияли
Вчера ночной порой.
Вот выплыла луна,
И самый мелкий кустик
На праздник приглашен.
Верно, в прежней жизни
Ты сестрой моей была,
Грустная кукушка…
Дерево – на сруб…
А птицы беззаботно
Гнездышко там вьют!
По дороге не ссорьтесь,
Помогайте друг другу, как братья,
Перелетные птицы!
На смерть маленького сына
Наша жизнь – росинка.
Пусть лишь капелька росы
Наша жизнь – и всё же…
О, если б осенний вихрь
Столько опавших листьев принес,
Чтобы согреть очаг!
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи
Вверх, до самых высот!
В зарослях сорной травы,
Смотрите, какие прекрасные
Бабочки родились!
Я наказал ребенка,
Но привязал его к дереву там,
Где дует прохладный ветер.
Печальный мир!
Даже когда расцветают вишни…
Даже тогда…
Так я и знал наперед,
Что они красивы, эти грибы,
Убивающие людей!
