У кого зрачки прямоугольной формы. Прямоугольные зрачки: у кого
С атана нашептывает, «Не волнуйся ты так об этом грехе, этом поведении, этом искушении. Это мелочи.»
Потом, когда ты на это попался, он кричит, «Ты всё испортил! Негодяй! Бог теперь тебя не услышит, как минимум пару недель. До тех пор, пока не исправишься.»
Но исправиться не получается. И шепот возобновляется: «Тяжко, да? Ну, а чего же ты ожидал? Грех у тебя в генах — его не искоренить, как бы ты ни пытался. Бог запрограммировал тебя на неудачу! Это же просто свод правил, который невозможно соблюсти.»
Ты затыкаешь уши и пытаешься продолжать идти вперед. Но тут снова этот голос, громче обычного: «Ты опять на поле боя? И еще христианином себя называешь? Вот умора. У настоящих христиан таких проблем не бывает. Они попросту наращивают свою веру, каются и идут дальше.»
И ты думаешь, что он прав. И возвращаешься к отчаянию и тьме.
Больше лжи
Он вновь берется за свое. «Заботься о себе; никто ведь больше не станет этого делать. Живи моментом, живи для себя — всё остальное не имеет значения.» Но когда ты ставишь себя на первое место и это все еще не приносит удовлетворения, его шепот нарастает: «О, да, теперь ты в центре своей жизни. Прям пропитан эгоизмом. И всё так же жалок.»
Ты озираешься по сторонам в поисках помощи, а он шипит: «Ты не создан для церкви; ты слишком странный. Лучше даже не пробуй; ты туда не впишешься.» Во время служения или на домашней группе он пытается заглушить остальных: «Они тебя не понимают. Ты им не нравишься! Церковь не для тебя.»
Поэтому ты делаешь шаг назад и замыкаешься в себе. Возвращаешься к его лжи.
«Настоящие христиане переживают потрясающее личное время с Богом — они часами пребывают над Писанием и на коленях перед Ним. Ты же не можешь вспомнить, когда в последний раз молился хотя бы парой предложений.» Ты открываешь свою Библию, а он насмехается: «Ты только посмотри на все эти правила. Ты недостаточно силен, чтобы нести эту ношу. Ты просто жалок.»
Два голоса
У Сатаны раздвоенный язык. Он говорит двумя голосами, а не одним. Он искуситель и обвинитель. Он распутник и законник. Он провоцирует нас на позор и на гордость. И когда тебе кажется, что ты справился с одним, второе хватает тебя сзади.
Но вне зависимости от вида его лжи, стратегия Сатаны не меняется: увести наш фокус в сторону от Иисуса. В искушении, он отвлекает нас от красоты Христа. Когда мы грешим, он отвлекает нас от милости Христовой. Его единственная цель — всегда увести нас подальше от Иисуса.
Подписывайтесь:
В искушении и чувстве вины, в стыде и гордости, в саможалости и самоуверенности давайте не будем взирать на нас самих — на нашу испорченность или наши добродетели. Вот что советовал Мартин Лютер.
Небезызвестный нам городничий из Гоголевского «Ревизора» говаривал: «Но ведь не прилгнувши, не говорится никакая речь!». Многие сейчас живут по этому принципу, не чувствуют никакой неловкости, говоря ложь. Вспомните хотя бы историю о попадании боевой ракеты в жилой дом в г. Бровары. Поначалу этот факт отрицался министерством обороны как невозможный по сути. Потребовалось достаточно много времени, чтобы министерство обороны признало свою причастность к случившемуся. Или избирательная кампания, в которой участники поливают друг друга «правдивой» информацией, в которой что-то правда, что-то ложь. Ложь стала образом жизни. Кто-то лжет потому, что нужно кормить семью; кто-то прикрывает «честь мундира»; кто-то оправдывает ложь государственными интересами. В религиозном мире не лучше. Куда как просто называть друг друга братьями и сестрами и говорить о любви (речь идет о деноминациях).
А попробуйте начать разговор о том, когда же человеку прощаются грехи: после покаяния или после того, как человек повинуется Божьему плану спасения (вера, покаяние, крещение). Ведь во многих религиозных группах учат тому, что грехи прощаются сразу после покаяния. Не является ли это искажением истины, попросту говоря ложью?
А в церкви Господней? Если мы слышим ложь, но стоим в стороне и молчим. Ведь попустительство лжи равносильно тому, что мы сами лжем. Если ничего не предпринимаем, чтобы защитить брата или сестру, на которых возводят напраслину, тем самым способствуем распространению лжи. Ведь ложь можно остановить одним простым: «Я в это не верю!». Повторяем то, что один сказал о другом, даже если мотив был самый правильный. А разве кто-либо из нас говорит о другом, не имея правильного мотива? Ведь практически всегда говорим, мотивируя свой поступок желанием помочь «оступившемуся» брату или сестре. Проблема только в том, что оступившийся, как правило, ничего не знает о своих «трудностях». Что такое сплетня – лжесвидетельство, которое убивает доброе имя человека. «Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота» (Прит. 22:1). Ложь не для христианина: «Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу» (Ефес. 4:25).
Вспомните, чей язык – язык лжи? Кто отец лжи? «Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи » (Иоан. 8:44).
Не нужно питать себя иллюзиями, любая ложь указывает на то, чьими детьми мы являемся. Ложь вредит всем, но прежде всего ложь вредит нам самим. Библия предупреждает нас о том, чтобы мы не обманывали самих себя: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте. Или вы не знаете самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (2 Кор. 13:5).
Есть ли связь между непосещением собраний, ложью и идолопоклонством? Есть. «Итак, возлюбленные мои, убегайте идолослужения. Я говорю вам как рассудительным; сами рассудите о том, что говорю. Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение Крови Христовой ? Хлеб, который преломляем, не есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба » (1 Кор. 10:14-17). Идолы – это не только деревянные истуканы, это то, что стоит между нами и Богом. То, чему мы отдаем предпочтение. Идолом могут быть деньги, семья, работа, если они поставлены на первое место, а Бог на второе. Плод виноградной лозы, за который мы возносим благодарение, не приобщает ли нас к жертвенной крови Христа? Хлеб, который мы преломляем, не объединяет ли нас с телом Господа, которое было принесено в жертву на кресте? Павел ясно говорит о том, что христиане становились сопричастными к одному телу, телу Христову, церкви, когда принимали вечерю Господню: «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба» (1 Кор. 10:17).
Если вы по-прежнему думаете «где быть в день Господень?», перечитайте еще раз эти стихи. Бог уже дал ответ. Верное дитя Божье должно быть в собрании святых и вкушать вечерю Господню. И не нужно лгать самим себе и тешить себя иллюзиями, говоря: «Господи, я ведь делаю столько добрых дел, ну что с того, что я пропущу воскресное служение?».
Не нужно загонять Бога в рамки человеческой праведности: «…ты подумал, что Я такой же, как ты. Изобличу тебя и представлю пред глаза твои [грехи твои]» (Пс. 49:21). Делами своей праведности нам не заработать святости в глазах Божьих. Святость – это результат безоговорочной преданности Богу, и награда за святость – жизнь вечная. «Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная» (Рим. 6:22,23). Есть средство от лжи: познать истину, любить истину, жить по истине. Отвергните ложь – язык сатаны.
Игорь Олефира
Дьявол – религиозно-мифологический персонаж, верховный дух зла, властелин Ада, подстрекатель людей к совершению греха. Также известен как Сатана, Люцифер, Вельзевул, Мефистофель, Воланд; в исламе – Иблис. Младший дьявол в славянской традиции зовётся чёрт и ему подчиняются бесы, в английском и немецком языке бесы – синоним дьявола, в исламе младшие дьяволы называются шайтаны.
История возникновения веры в дьявола
Вера в дьявола является важнейшей составной частью вероучения христианства, иудейства, ислама и ряда других религии.
Вера в дьявола – дело не только истории. Вопрос о существовании дьявола стал предметом дискуссии, которая проводилась и проводится теологами. Также этот вопрос поднимался во время публичных выступлений руководящих церковных деятелей, которые, как правило, отстаивают учение о реальном существовании дьявола как личностного существа, оказывающее огромное влияние на все происходящее в мире. Ссылкой на дьявола, на сатану, «нечистую силу» как виновников всех мировых бедствий выгораживали действительных виновников бедствий. Поэтому необходимо рассказать о том, как возникла вера в дьявола, какое место она занимает в системе некоторых религиозных учений. Вера в существование злых сверхъестественных существ (чертей, бесов) столь же древнего происхождения, как и вера в существование добрых – богов.
Для ранних форм религии характерны представления о существовании в природе множества невидимых сверхъестественных существ – духов, добрых и злых, полезных и вредных для человека. Считалось, что от них зависит его благополучие: здоровье и болезнь, удачи и неудачи.
Вера в духов и их влияние на жизнь людей и сейчас еще составляет важнейший элемент некоторых религий. Вера в добрых и злых духов, характерная для первобытных религий, в процессе эволюции религиозных верований приняла характер веры в богов и бесов, а в некоторых религиях, например в зороастризме, — представлений о борьбе злого и доброго начал в природе и обществе. Доброе начало представляет творец неба, земли, человека, ему противостоят, бог злого начала и его помощники. Между ними идет постоянная борьба, которая в будущем должна завершиться кончиной мира и поражением злого бога. Эта система оказала огромное влияние на христианство и иудейство. В процессе изменений, происходивших на протяжении тысячелетий в человеческом обществе, менялись и религиозные веровании, складывалась система идей и представлений современных религий. Современные религии часто включают в измененном виде и многое от первобытных верований, в частности веру в добрых и злых духов.
Конечно, в современных религиях вера в добрых и злых богов сильно отличается от веры первобытного человека, но истоки этих представлений, несомненно, следует искать в верованиях далекого прошлого. «Дальнейшей переработке» подверглись и представления о добрых и злых духах: на основе этих представлений в изменившихся общественных условиях, с образованием в обществе социальной и политической иерархии, возникла вера в главного доброго бога и его помощников, с одной стороны, и главного злого бога (сатану) и его помощников – с другой.
Если вера в духов возникла стихийно как одна из ранних форм религии, то вера в дьявола в процессе эволюции религии в значительной мере явилась результатом
творчества церковных организаций. Одним из главных первоначальных источников учения иудаизма, христианства и ислама о боге и дьяволе явилась Библия. Как библейский бог стал главным богом этих религий, так и дьявол, о котором говорится в Библии, стал рядом с богом, а злые духи первобытных религий – плоды народной фантазии – стали чертями, домовыми, водяными и т.д. Однако стоит заметить, что большую роль в создании образа дьявола. Вера в дьявола занимает существенное место в христианской теологии. «Церковь не могла обойтись без сатаны, как и без самого бога, была кровно заинтересована в существовании нечистой силы, ибо без сатаны и сонма его слуг невозможно было бы держать верующих в повиновении ». Вера в дьявола как реальное существо – источник всего зла в мире, оказывающее влияние на жизнь отдельных людей и всего человечества, проповедуется церквами всех религий ныне так же, как сотни лет назад.
Дьявол в христианстве
В Ветхом Завете
В своём первоначальном значении «сатана» – имя нарицательное, обозначающее того, кто препятствует и мешает. В качестве имени определённого ангела Сатана впервые появляется в книге пророка Захарии (Зах. 3:1), где Сатана выступает обвинителем на небесном суде.
Согласно христианской традиции, Дьявол впервые появляется на страницах Библии в книге Бытие в образе змея, обольстившего Еву соблазном вкусить запретного плода с Древа Познания добра и зла, в результате чего Ева и Адам согрешили гордыней и были из рая изгнаны, и обречены добывать хлеб свой в поте лица трудом тяжким. Как часть Божьего наказания за это, все обычные змеи вынуждены «ходить на чреве» и питаться «прахом земным» (Быт 3:14-3:15).
Библия описывает Сатану также в образе Левиафана. Здесь он – огромное морское существо или летающий дракон. В ряде книг Ветхого Завета сатаной называется ангел, испытывающий веру праведника (см. Иов. 1:6–12). В книге Иова Сатана подвергает сомнению праведность Иова и предлагает Господу испытать его. Сатана явно подчинён Богу и является одним из его слуг (бней Ха-Элохим – «сынов Божьих», в древнегреческой версии – ангелов) (Иов. 1:6) и не может действовать без его позволения. Он может предводительствовать народами и низводить огонь на Землю (Иов. 1:15-17), а также влиять на атмосферные явления (Иов. 1:18), насылать болезни (Иов. 2:7).
В христианской традиции к Сатане относят пророчество Исаии о царе Вавилона (Ис. 14:3-20). Согласно трактовке, он был сотворён как ангел, но возгордившись и пожелав быть равным Богу (Ис. 14:13-14), был низвержен на землю, став после падения «князем тьмы», отцом лжи, человекоубийцей (Ин. 8:44) – предводителем мятежа против Бога. Из пророчества Исаии (Ис. 14:12) взято «ангельское» имя Сатаны – הילל, переводимое как «Светоносный», лат. Люцифер).
В Новом Завете
В Евангелии Сатана предлагает Иисусу Христу: «Тебе дам власть над всеми сими царствами и славу их, ибо она предана мне, и я, кому хочу, даю её» (Лк. 4:6).
Иисус Христос говорит людям, желавшим Его смерти: «Ваш отец – диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и
отец лжи» (Ин. 8:44). Иисус Христос видел падение Сатаны: «Он же сказал им: Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию» (Лк. 10:18).
Апостол Павел указывает место обитания Сатаны: он «князь, господствующий в воздухе» (Еф. 2:2), его слуги – «мироправители тьмы века сего», «духи злобы поднебесные» (Еф. 6:12). Также утверждает, что сатана способен внешне преображаться (μετασχηματίζεται) в ангела света (άγγελον φωτός) (2Кор. 11:14).
В Откровении Иоанна Богослова Сатана описывается как дьявол и «большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем» (Откр. 12:3, 13:1, 17:3, 20:2). Вслед за ним последует часть ангелов, называющихся в Библии «нечистыми духами» или «ангелами Сатаны». Будет низвержен на землю в битве с архангелом Михаилом (Откр. 12:7–9, 20:2,3, 7–9), после того как Сатана попытается съесть младенца, который должен стать пастырем народов (Откр. 12:4–9).
Иисус Христос полностью и окончательно победил Сатану, взяв на себя грехи людей, умерши за них и воскресши из мертвых (Кол. 2:15). В Судный день Сатана сразится с Ангелом, владеющим ключом от бездны, после чего будет скован и низвергнут в бездну на тысячу лет (Откр. 20:2–3). Через тысячу лет он будет освобожден на короткое время и после второй битвы навечно будет ввержен в «озеро огненное и серное» (Откр. 20:7–10).
Вера в дьявола в Коране и исламе
Ислам возник в начале VII в. н. э. В доисламских религиозных верованиях арабов занимала большое место вера в духов – джиннов, добрых и злых. Известный советский арабист Е. А. Беляев пишет: «…Почти повсеместной была вера в джиннов, которых арабская фантазия представляла в виде разумных существ, созданных из бездымного огня и воздуха. Эти существа, как и люди, делились на два пола и наделялись разумом и человеческими страстями. Поэтому они часто покидали безлюдные пустыни, в которые поместило их воображение арабов, и вступали в общение с людьми. Иногда от этого общения получалось потомство…»
Домусульманская вера в существование джиннов вошла и в вероучение ислама. О них и их деятельности говорится в Коране – священной книге ислама – и в преданиях. Одни из джиннов, согласно Корану, предали себя Аллаху, а другие от него отступились (LXXII, 1, 14). Число джиннов очень велико. Кроме Аллаха, джиннами распоряжается царь Сулайман (Соломон): по повелению Аллаха «делают они ему, что он пожелает» – алтари, изображения, чаши, цистерны, котлы (XXXIV, 12).
В период, предшествовавший исламу, среди арабов получили распространение религии соседних народов, главным образом христианство и иудаизм. Многие библейские рассказы, например о сотворении мира и человека (об Адаме и Еве и другие), в несколько измененном виде вошли в Коран, некоторые персонажи Библии фигурируют и в Коране. Среди них Муса (Моисей), Харун (Аарон), Ибрахим (Авраам), Дауд (Давид), Исхак (Исаак), Иса (Иисус) и другие.
Общности мусульманских религиозных представлений с библейскими способствовало то обстоятельство, что, как отмечал Энгельс, основное содержание религиозных и племенных традиций древних евреев и древних арабов «было арабским или, вернее, общесемитическим»: «еврейское так называемое священное писание есть не что иное, как запись древнеарабских религиозных и племенных традиций, видоизмененных благодаря раннему отделению евреев от своих соседей – родственных им, но оставшихся кочевыми племен».
Весьма сходна с библейской и демонология Корана. Наряду с армией джиннов в вероучении ислама занимает место глава демонов Иблис. Все зло в мире происходит от него. По учению Ислама, «когда появился Адам, аллах приказал ангелам поклоняться ему. Повиновались все ангелы, кроме Иблиса (искаженное diabolos), дьявола (шейтана, от “сатана”; заимствовано из иудаизма). Иблис, созданный из огня, отказался поклониться тому, кто сотворен из праха. Аллах проклял его, но он получил отсрочку, которая будет длиться до страшного суда. Он использует эту отсрочку, чтобы совращать людей начиная с Адама и Евы. В конце времен он вместе с демонами, которые ему служат, будет низринут в ад».
В исламе дьявол оказывается то единым существом, почти равным богу противником, а то совокупностью подчиненных духов тьмы. «Образ дьявола, как и образ Магомета, стоит в центре религиозного сознания».
С верой в демонов связана и вера в «одержимость» ими людей. Ислам, подобно иудаизму и христианству, пропагандирует дикарские представления о бесах, вселяющихся в людей, и об их изгнании служителями Аллаха. «Народные верования приписывают демонам как на Востоке, так и на мусульманском Западе злые дела. Как в период христианского средневековья, из одержимого (маджнун) изгоняют злого духа. Заклинания, амулеты и талисманы служат для того, чтобы отогнать или умиротворить эти силы тьмы, которые особенно опасны для жизни во время родов и для новорожденных».
Таким образом, в исламе, как и в иудаизме и христианстве, вера в доброго бога неразрывно связана с верой в злых духов – бесов и дьявола.
В славянской мифологии
В пантеоне славянских богов злые силы представлены несколькими духами, единого бога зла нет. После прихода христианства у славян синонимом слова дьявол становится слово бес, которым с XI века на Руси христиане начали собирательно обзывать все языческие божества. Выделяется младший дьявол – чёрт, которому подчиняются бесы. Словом бес переводилось в Библии греч. δαίμον(демон), однако, в английской и немецкой Библии оно переводилось словом дьявол (англ. devil, нем. teufel), и является иноязычным синонимом беса поныне.
В христианской народной мифологии сложились давние и устойчивые представления о внешнем виде чертей, точнее их телесного образа, так как черти – ещё и злые духи. В представлениях о чёрте сохранились остатки индоевропейской мифологии, с наложением более позднего христианского представления, что все языческие божества являются демонами и олицетворяют злое начало, и смешались с иудеохристианскими представлениями о Дьяволе и падших ангелах. В представлениях о чёрте прослеживается сходство с греческим Паном – покровителем скотоводства, духом полей и лесов, и Велесом (прибалт. Вяльном). Однако христианский чёрт, в отличие от своих языческих прототипов, не является покровителем скотоводства, а является вредителем людям. Черти в поверьях принимают вид животных старого культа – козлов, волков, псов, воронов, змей и т. д. Считалось, что черти имеют в целом человекоподобную (антропоморфную) внешность, но с добавлением некоторых фантастических или чудовищных деталей. Наиболее распространённый облик идентичен изображению античных Пана, фавнов и сатиров – рога, хвост и козлиные ноги или копыта, иногда шерсть, реже свиной пятачок, когти, крылья летучей мыши и т. п. Нередко их описывают с горящими как угли глазами. В таком виде черти изображены на многочисленных картинах, иконах, фресках и книжных иллюстрациях как в Западной, так и в Восточной Европе. В православной агиографической литературе черти описываются преимущественно в виде эфиопов.
Сказки повествуют, что чёрт служит Люциферу, к которому мгновенно летает в преисподнюю. Он охотится на людские души, которые обманом, введением во грех, или договором пытается получить у людей, хотя в литовских сказках такой сюжет единичен. При этом чёрт обычно оказывается одурачен героем сказки. Одно из известных древних упоминаний о продаже души и изображение персонажа содержит Гигантский кодекс начала XIII века.
Сатанизм
Сатанизм – это не однородный феномен, а понятие, которым обозначается несколько разнородных культурных и религиозных явлений. Хорошим аналогом для понимания этого явления может служить протестантизм. Протестантов в принципе тоже не существует в природе: люди, относящие себя к этой ветви христианства, будут либо лютеранами, либо баптистами, либо пятидесятниками и так далее.
Мы можем говорить минимум о пяти терминах, которые употребляются при попытке дать определение сатанизму. За исключением самого понятия «сатанизм», это: антихристианство, дьяволопоклонство (или дьяволопоклонничество), викка, магия и даже неоязычество в целом. Где-то между этими понятиями, которые мы опишем, и находится «реальный» сатанизм.
Дьяволопоклонство
Термином «дьяволопоклонство» обозначают поклонение Сатане в том виде, в котором этот образ зафиксирован в христианстве, прежде всего средневековом. Исследователи такое поклонение силам зла не обозначают понятием «сатанизм». Поклонение дьяволу – это в каком-то смысле одна из христианских инверсий. В любой системе ценностей есть место антиценностям – тому, что в христианской цивилизации мы называем грехами, в современной этике – проступками, ошибками, а в современной глубинной психологии – «страшным и темным» бессознательным. В любой из этих систем возможна инверсия, когда антиценности занимают место ценностей.
Человек смотрит на дуалистическую картину мира и приходит к выводу, что он не хочет быть «хорошим», и по ряду причин – эстетических, биографических, психологических и так далее – его привлекает мир антиценностей. Но антиценности можно взять только из мира, где они созданы, и в этом плане дьяволопоклонник, хоть он и не христианин, существует в христианской системе мысли. Он может признавать ряд христианских догматов, но в его сознании они мутируют. Например, он может считать, что дьявол в конце концов победит, и тогда мы можем говорить о скрытом зороастризме в его очень упрощенном варианте. Но важно понимать, что логика дьяволопоклонства – это логика христианского мировоззрения, вывернутого наизнанку.
Викканство
Викка – это самостоятельная традиция, которую могут неверно обозначать термином «сатанизм» и часто путают с неоязычеством вообще. Ее основатель, Джеральд Гарднер, реформировал европейскую ведовскую и магическую традицию, связанную с ковенами, переформулировав ее в стандартизированный комплекс, замешанный на религиозном политеизме. Когда викканский жрец и жрица обращаются к богу и богине, они допускают существование магии как управления сверхъестественными силами. Викка – это в первую очередь религия и во вторую – магические практики. Виккане могут поклоняться разным богам, которые олицетворяют силы природы, какие-то способности человека или функции мира. Но при этом виккане будут стараться сохранить гармонию и не станут поклоняться только темным силам.
Антихристианство
Костяк антихристианства составляют люди, с точки зрения которых христианство не может дать ничего хорошего. Христианские ценности их не устраивают. Бога в том виде, как его описывает христианская традиция, нет. Но антихристианство – это не атеизм, а именно попытка указать на негативную роль христианства в истории или современном мире и в силу этого отказаться от христианского мировоззрения и мира христианских ценностей.
Образ Сатаны / дьявола, который выражает в антихристианстве отказ от христианских ценностей, на самом деле не аффилирован с христианским учением. В данном случае люди, используя разработанный традицией язык, называют свои личные представления христианскими терминами «дьявол» и «сатана». Это могут быть темные боги, темные силы, духи. Например, для мира сериала «Зачарованные» эта ситуация не будет казаться странной или нелогичной: в нем есть ангелы, есть демоны и нет Бога, потому что в этом мире он совершенно не нужен.
В случае антихристианства речь не идет о христианской инверсии. Смысл этого движения заключается в проповеди идеалов абсолютной свободы, в том числе от этики. Упрощая, можно сказать, что именно из антихристианства вырастает то, что мы сегодня можем определить как сатанизм. Но в сатанизме к идеалам антихристианства добавляется представление о действенности магии. Хотя сказать, что все сатанисты – маги, нельзя, антихристиане-сатанисты вполне могут заниматься магическими практиками (в отличие от последователей new age, которые верят в магию, но сами ее почти никогда не практикуют) и опираются здесь на гигантское наследие сначала герметической, а потом оккультной европейской традиции.
Церковь Сатаны
Антон Шандор ЛаВей, основатель Церкви Сатаны, предпринял попытку коммерциализировать сатанизм и развить его по образцу уже существующей на тот момент интересной религиозной традиции – викки, описанной выше.
ЛаВей увидел потенциал сатанизма как религии и создал свой «коммерческий» вариант. Прежде всего, речь идет о Church of Satan – Церкви Сатаны с первоначальным центром в Сан-Франциско, которой в 2016 году исполняется 50 лет. Во многом, конечно, это проект артистический. Так, известные деятели культуры являются членами церкви, например певец Мэрилин Мэнсон.
После открытия Церкви Сатаны количество сатанинских организаций стало расти. Но реально существующие известные сатанинские организации – это организации либо коммерческие, либо артистические, либо полукриминальные, каковым был Храм Сета Майкла Аквино, и, конечно, во многом атеистические. Огромное количество атеистов с хорошим чувством юмора, с идеей бросить вызов общепринятым идеалам организуют сатанинские храмы и вступают в полемику на рынке религиозного дискурса – прежде всего в США.
«Сатанинская Библия» и тексты Алистера Кроули
Текстологическая традиция сатанизма фиксируется вокруг двух полюсов. Первый – это тексты Алистера Кроули. Можно сказать, что фигура Кроули существует в формате «маг, оккультист, в каком-то смысле еще и сатанист». То есть утверждать, что Кроули прежде всего сатанист, нельзя: это будет просто неточно. При этом и сатанистом Кроули был не в значении «дьяволопоклонник», а именно в своем уважении к идеалу абсолютной свободы, который для Кроули выражен в образе не только Сатаны, но и в целом темного демонического начала. Демонология Кроули и сам он – это отдельная огромная тема, далеко не полностью совпадающая с сатанизмом и современной культурой.
Второй полюс – это тексты Антона Шандора ЛаВея. Прежде всего это «Сатанинская Библия», которую многие неоправданно называют «черной», но у ЛаВея есть и другие тексты, менее известные. «Сатанинская Библия» ЛаВея – это своеобразный, возможно, даже поэтический взгляд на мир, проповедующий ценность абсолютной свободы во вполне антихристианском, хотя и не слишком жестком отрицании ценностей христианского мира. В ней есть заповеди, истории – все, что должно быть в тексте, который полагается считать священным. Хотя, поскольку ЛаВей задумывал церковь как отчасти коммерческий, отчасти артистический проект, особого почитания по отношению к «Сатанинской Библии» у сатанистов обычно нет.
Помимо этого, существует большое количество оккультных текстов, которые часто выступают в качестве «подложки»: от «Практической магии» Папюса до «Учения и ритуала высшей магии» Элифаса Леви. Это большой комплекс литературы. Есть и современная литература – разнообразные учебники по черной и белой магии, в том числе на русском языке. Нельзя сказать, что весь этот литературный комплекс люди, которые себя идентифицируют в качестве сатанистов, серьезно изучают.
Трансформация образа в культуре
Первые сохранившиеся изображения Сатаны относятся к VI веку: мозаика в Сан Апполинаре Нуово (Равенна) и фреска в церкви Бауит (Египет). На обоих изображениях Дьявол представляет собой ангела, по своему виду принципиально не отличающегося от других ангелов. Отношение к Сатане резко изменилось на рубеже тысячелетий. Это произошло после Собора в Клуни в 956 году и выработки методов, привязывающих верующих к их вере с помощью воздействия на воображение и запугивания (еще Августин рекомендовал изображать Ад «для воспитания невежд»). В целом до IX века Дьявол, как правило, изображался в человекоподобном образе; в XI начал изображаться получеловеком-полуживотным. В XV-XVI вв. художники во главе с Босхом и ван Эйком принесли в образ Дьявола гротеск. Ненависть и страх к Сатане, которые внушала и которых требовала церковь, требовали изображать его отвратительным.
С XI в. в Средневековье сложилась ситуация, знаменуемая созданием достаточных условий для формирования культа дьявола. Мощным катализатором, реализующим эти условия, стали средневековые дуалистические ереси. Начинается «эпоха дьявола», знаменуемая решительным переломом в развитии европейской религиозности, пик которой приходится на ХVI век – время повальной народной демономании и ведовства.
Тяжкая жизнь простолюдина Средних веков, зажатого в тиски между гнетом баронов и гнетом церкви, гнала в объятия Сатаны и в глубины магии целые классы людей, ищущих облегчения своим бесконечным бедствиям либо мщения – найти хоть и страшного, но все же помощника и друга. Сатана злодей и изверг, но все же не такой, каков был для средневекового мещанина и виллана барон. Нищета, голод, тяжкие болезни, непосильная работа и жестокие истязания всегда были главными поставщиками рекрутов в армию Дьявола. Известна секта лоллардов, проповедовавших, что Люцифер и мятежные ангелы были изгнаны из царства небесного за то, что потребовали от деспота-бога свободы и равенства. Лолларды также утверждали, что архангел Михаил со своей свитой – защитники тирании – будут низвергнуты, а люди, повиновавшиеся царям, осуждены навеки. Террор, обрушенный на дьявольское искусство законами церковными и гражданскими, только обострял жуткое очарование дьяволизма.
Эпоха Возрождения разрушила каноническое изображение дьявола в виде безобразного чудовища. Демоны Мильтона и Клопштока сохраняют и после падения немалую долю прежней своей красоты и величия. XVIII век окончательно очеловечил Сатану. П.Б. Шелли по поводу влияния, оказанного поэмой Мильтона на мировой культурный процесс, писал: «Потерянный рай» привел в систему современную мифологию… Что касается Дьявола, то он всем обязан Мильтону… Мильтон убрал жало, копыта и рога; наделил величием прекрасного и грозного духа – и возвратил обществу.
В литературе, в музыке, в живописи началась культура «демонизма». С начала 19 века Европа увлекается его противобожественными обликами: появляется демонизм сомнения, отрицания, гордости, бунта, разочарования, горечи, тоски, презрения, эгоизма и даже скуки. Поэты изображают Прометея, Денницу, Каина, Дон-Жуана, Мефистофеля. Люцифер, Демон, Мефистофель становятся излюбленными символами творчества, мысли, бунта, отчужденности. Сообразно с этой смысловой нагрузкой Дьявол становится красавцем в гравюрах Гюстава Доре, иллюстрирующих «Потерянный Рай» Мильтона, позднее – в картинах Михаила Врубеля… Распространились новые стили изображения Дьявола. Один из них – в амплуа кавалера галантной эпохи, в бархатном колете, шелковом плаще, шляпе с пером, при шпаге.
ОБНАЖЕННЫЙ ЯЗЫК ДЬЯВОЛАКАК ИКОНОГРАФИЧЕСКИЙ МОТИВ
Одиссей. Человек в истории. 2003 . М., 2003 , с. 332-367.
Высунутый язык вызывает у современного человека, пожалуй, лишь одну ассоциацию: языком "дразнятся" дети; жест этот - детский или, если язык высунул взрослый, ребяческий, дурашливый, стилизующий детское "дразнение" 1 . Однако европейская иконография ХI-ХVII вв. открывает в обнажении языка гораздо более сложную и уж во всяком случае совсем иную смысловую соотнесенность: высунутый язык, который оказывается здесь устойчивым атрибутом и характерным жестом демона, волей-неволей вовлекает исследователя в настоящее семантическое путешествие - и путешествие не в мир невинной детской игры, но в ту область, где царит зло и такие его спутники, как страх, грех, обман. Анализ возможных смыслов обнажения языка заставит нас обращаться к каждой из этих трех (и, конечно, далеко не единственных) ипостасей зла.
Мотив обнаженного языка отнюдь не является исключительным достоянием европейской иконографии: он встречается в
искусстве этрусков и индийцев, у североамериканских
индейцев 2
; словесное описание этого жеста приведено в Ветхом завете, в
книге пророка Исайи 3
. В некоторых случаях можно говорить о связи
мотива с
демоническими персонажами внехристианских пантеонов.
Таковы,
например, этрусские изображения Горгоны с высунутым
языком
или же индуистские статуи богини Кали, из разинутого рта
которой
свисает язык, окрашенный кровью ее жертв: в обоих
случаях мотив
высунутого языка соотнесен с мифологическими
персонажами-убийцами, которые воплощают идею "враждебности жизни" и
в
этом качестве соответствуют христианскому дьяволу -
врагу бытия,
"человекоубийце от начала" (Ин. 8, 44).
Однако лишь в христианской иконографии мотив высунутого языка соотнесен с образом дьявола вполне систематически и мотивированно (что мы попытаемся показать ниже), "обнажение языка"становится символом, включенным в понятийно-образную системухристианской демонологии.
333
Высунутый язык входит в состав характерных атрибутов демона примерно с ХI
-ХП вв. и
сохраняется вэтом качестве вплоть до заката "ученой демонологии" в XVII в. 4
Позднее связь мотива со сферой демонического явно
ослабляется:для нас обнаженный язык уже не принадлежит к набору
таких стандартных признаков дьявола, как рога, копыта, клубы дыма
и т.п.; изобласти инфернального мотив явно вытесняется в область
инфантильного, становясь знаком детского или "ребяческого"
поведения 5
,однако все же не исчезает полностью из сферы
демонических представлений и образов. Так, дьявол и аналогичные ему
демоническиеперсонажи нередко изображаются с обнаженным языком в
русскомлубке XVIII - начала XX в. 6
Дьявольские маски с
высунутым языком(трансформация готических химер?) встречаются в
архитектурномдекоре русской усадьбы XVIII в. 7
Далеким воспоминанием о
средневековой демонической символике высунутого языка
являются, очевидно, известный рисунок Пушкина (1829) в альбоме Ел.Н.
Ушаковой, на котором бес дразнит языком поэта в монашеском
клобуке 8
,и строки о В.А. Жуковском в сатире А.Ф. Воейкова "Дом
сумасшедших" (1814-1817):
Вот Жуковский, в саван длинный
Скутан, лапочки крестом,
Ноги вытянув умильно,
Черта дразнит языком
... 9
Визуальные изображения и текстовые описания высунутогоязыка соседствуют в средневековой культуре с
богословскими толкованиями символики языка как части человеческого тела.
В настоящей статье мы попытаемся соотнести визуальный компонент
с текстовым и очертить круг смыслов, связанных с обнаженным
языком.
Мотив языка появился в демонологических текстах христианских авторов задолго до того, как сложилась специфическая иконография дьявола; уже св. Августин в описании дьявола прибегает кэтому мотиву: "Рассевает повсюду смертоубийства, ставит мышеловки, острит многоизвитые и лукавые языки свои: все яды его, заклиная именем Спасителя, изгоните из ваших сердец" 10 .
Выражение "коварный язык" (lingua dolosa ), которое в псалмахДавида часто применяется к врагам"" и которое св. Августин превратил в характеристику дьявола, впоследствии до такой степени становится общим местом демонологии, что порой выступает в качествеметонимического обозначения дьявола. Так обстоит дело в анонимном трактате XII в. "Диалог о борьбе любви Божьей и Лукавогоязыка" 12 : здесь аллегорические персонажи - Божья любовь и Лукавый язык (Lingua dolosa ) - ведут спор о том, стоит ли предприниматьмучительные труды праведника ради сомнительной надежды на блаженство. "Лукавый язык", в частности, говорит о "глупости" (stultitia ) христианских подвигов: сколько ни трудись, все равно "спасутсяк жизни те, кому предопределена жизнь, а те, кому предназначенакара, подвергнутся каре" 13 . Кто такой этот "Лукавый язык", авторне разъясняет, полагая, видимо, что ответ самоочевиден; однаковоспоминания "Лукавого языка" о том, как он "заполучил Адама через Еву" 14 , все же призваны рассеять возможные сомнения: передчитателем, конечно же, - сам дьявол.
Можно было бы предположить, что язык включается в
областьдьявольского главным образом вследствие своей греховности. Нет сомнения, что язык и в самом деле понимался как часть
тела, особо подверженная греху (об этом речь пойдет ниже). Однако греховностьязыка как такового вовсе не так очевидна, как может
показаться спервого взгляда. Формула "грешный мой язык" (по
пушкинскому выражению в "Пророке") применительно к христианским
представлениям упрощает реальное положение дел, поскольку отцы
церкви постоянно подчеркивают, что язык сам по себе не греховен.
"Лишь виновная душа делает виновным язык", - замечает св.
Августин 15
. Зато совершенно безусловным и общепризнанным является другое
обстоятельство: язык опасен; он, как никакой другой член тела,
нуждается всдерживании и контроле. "Нет такого члена в теле моем,
которого ябы так боялся, как языка", - это высказывание одного из
отцов-пустынников точно выражает суть сложившейся ситуации 16
.
Образность, связанная с жестом высунутого языка, в значительной степени подчинена идеям страха и греха - идеям, которые всвою очередь самым тесным образом связаны со сферой демонического.
Начнем с идеи страха. Существовал страх перед языком, и
этот c
трах подпитывался соответствующим настроением
ветхозаветныхкниг. Сравнения языка с оружием - с бичом: "Удар бича
делает рубцы, а удар языка сокрушит кости" (Сир. 28, 20); мечом:
"...язык -острый меч" (Пс. 56, 5), луком: "Как лук, напрягают язык
свой длялжи" (Иер. 9, 3) - сочувственно восприняты и глубоко
разработанысредневековыми авторами. Цезарий Арелатский (VI в.),
призываямонахов неустанно бороться с собственными пороками,
предлагал"убрать в ножны мечи языков", чтобы не ранить друг друга
в этойсхватке 17
. Палладий в "Лавсаике" (419-420) уподобил
резкие упреки,обращаемые Антонием Великим к некоему нечестивцу,
"бичеваниюязыком" 18
.
Мотив "обнаженного" и ранящего, как меч, языка был введен вописания Страстей Христовых. Возникла идея "двойных ран" Христа, внешних и внутренних: первые были ему нанесены реальныморужием, последние - языками тех, кто богохульствовал и глумилсянад ним. Как писал Бернард Клервоский, с особой глубиной осмысливший "проблему "внутренней раны" Сына Божьего, Христос, "кбогохульствам иудеев смиренный, к ранам терпеливый, пораженвнутри языками, снаружи - гвоздями" 19 .
"Не бойся сказать, что этот язык более жесток, чем
копье,пронзившее Господу ребра, - убеждал Бернард Клервоский
прихожан в одной из проповедей. - Ведь и он также пронзил
тело Христа... и пронзил уже не бездыханного, но, пронзая,
заставил его испустить дух"; язык "вредоноснее"
терновых шипов, жаливших чело Христа, и железных
гвоздей,пронзивших его конечности. И далее Бернард обращал
вниманиена противоречие между внешней безобидностью языка и тойстрашной опасностью, которая в нем заключена: "Язык -
членмягкий, однако может быть сдержан с большим трудом;
материя -непрочная и незначительная, но в употреблении
оказывается великой и мощной. Член небольшой, однако если не
остережешься, зловеликое" 20
. У английского ученика Бернарда, Джилберта
Холлендского, страх перед языком как смертельным оружием
разделял даже сам Христос: "Больше боится Христос... жал
языков,чем терновых шипов" 21
.
В этом контексте вполне проясняется смысл мотива,
встречающегося в изображениях Страстей: враги Христа высовывают
языкив сторону Распятия. Язык фигурирует здесь в одном ряду с
мечами икопьями окружающих Распятие солдат, а обнажение его
означает не"дразнение", но нанесение Христу самой страшной раны -
ранысмертельной, "внутренней". Можно предположить, что и в
изображениях демонов с высунутыми языками отразилась идея о
языке какоружии, которым была нанесена "внутренняя рана" Христу:
ведь,согласно средневековым представлениям, обвинение и казнь
Христабыли подстроены дьяволом, а богохульники, окружившие
умирающего Бога, - ученики дьявола 22
. Демоны, как и их
ученики, не "дразнят" языком, но грозят и ранят им.
Если мы перейдем от мотива страха (и связанного с ним
пониманияязыка как "обнаженного оружия") к мотиву греха, то
обнаружимздесь гораздо более сложную образность: телесные
"области греховности", выделяемые христианской антропологией, в
визуальноммышлении средневековья вступают в интенсивное
взаимодействие,в игру перекличек, а языку, который уже в силу своей
многофункциональности может соотноситься с различными грехами
(вполнеочевидна его корреляция с празднословием и
чревоугодием), в этойигре отводится важнейшая роль.
"Властвуй, как над распущенными рабами души, над языком,чревом и похотью", - советует Мартин из Браги (VI в.) 23
.
Язык,чрево, "похоть" -
lingua, venter, libido
- три сферы греха,
которыеобразуют в человеческом теле своего рода ось греховности.Средневековое воображение устанавливало между
этими
337
сферами постоянный "образный взаимообмен"; изобразительные
мотивы перемещались вдоль оси греха - главным образом вниз,
с целью продемонстрировать глубокое тождество всех трех
греховных сфер - тождество, обретаемое в области телесного
низа, греховность которого вполне безусловна: так, перемещение
языка визображениях дьявола на место фаллоса (об этом мотиве
речьпойдет ниже) долженствовало показать, что "греховный
язык"ничем не лучше "срамного члена".
"Игра с языком", которую вело средневековое воображение,
вероятно, была призвана преодолеть двусмысленность,
присущуюязыку как телесному члену, разграничить в визуальном
плане языкгреховный и язык праведный. Язык праведника и язык
демона -внешне одинаковы, но воображение художника стремилось и
на визуальном уровне найти в них различие.
В самом деле, из трех названных выше областей греховностиименно "область языка" выделяется своей особой двусмысленностью 24 , которая могла осознаваться как тревожное затруднение,нуждающееся в преодолении. Эта двусмысленность языка видна,например, из приписываемого Храбану Мавру трактата "Аллегории ко всему Священному Писанию", в котором автор выделилследующие аллегорические значения слова lingua в Библии:«Язык - это Сын, как в псалме: "Язык мой - трость скорописца"(Пс. 45, 2), т.е. Сын мой, вместе со Святым духом, - мой сотрудник. Язык - это голос Христа, как в псалме: "Языкмой прильнул к гортани моей" (Пс. 22, 16), т.е. голос мой умолк вприсутствии иудеев. Язык - еретическое учение, как в книгеИова: "Веревкою свяжешь язык его" 25 (Иов. 40, 20), т.е. посредством Священного писания свяжешь еретическое учение. Язык -душа, как в псалме: "Все дни неправедное измышляетязык твой" (Пс. 52, 4), т.е. всегда душа твоя измышляет неправедное... Язык - ученость мира сего, как в книге Исайи: "И разрушитГосподь язык 26 моря Египетского" (Ис. 11, 15), т.е. разрушит темную ученость мира сего» 27 . Язык (отметим, что у Храбана речьпостоянно идет о "материальном" языке, а не о языке как речи)может означать противоположности: и Сына Божьего, и "еретическое учение". Язык может быть метонимией дьявола (lingua dolosa ), но он же может метонимически обозначать и святого апостола, как в "Золотой легенде", где св. Варфоломей назван "устами Бога, огненным языком, распространяющим мудрость" 28 .
Язык - телесная область, откуда может исходить и грех, и святость, x отя последнее случается реже - и реже ровно настолько,насколько святость встречается реже греха. Если язык - то последнее орудие, которым был "внутри" ранен Христос, то он в тоже время - и последнее орудие, которым
338
Христос
воспользовался. Мотив языка как "последнего орудия Христа"
разработан в"Золотой легенде" Якобом Ворагинским. Все члены Христова
тела были так или иначе поражены: "голову, перед которой
преклонялись ангельские духи, пронзил лес терновых шипов",
лицоосквернили плевки, "глаза, что ярче солнца, закрыла
смерть,уши, привыкшие к пению ангелов, слышали оскорбления
нечестивцев", рот был принужден пить уксус и желчь, ноги и
руки были прибиты к кресту, тело подверглось бичеванию, ребра
пронзило копье. Одним словом, "не осталось в нем ничего, кроме
языка,чтобы молиться за грешников и препоручить свою мать
заботеученика" 29
. В "Золотой легенде" этот мотив применяется и
к святым, которые, подражая Христу, тоже нередко прибегают к
языку как последнему оружию. Молодого христианина "времен Деция и Валериана" привязывают к ложу и подводят к нему
блудницу, дабы она могла "побудить его к разврату" и погубить
его душу; однако связанный юноша при приближении развратницы
"откусил себе зубами язык и выплюнул его в лицо блудницы",
темсамым "победив болью искушение" 30
. Св. Христине отрезаютязык, но она, взяв свой язык в руки, бросает его в лицо
судье, который тут же лишается зрения 31
.
В том обстоятельстве, что Святой дух явился апостолам
именнов форме языка 32
, Якоб Ворагинский усмотрел особый смысл:"Язык - это член, который воспален огнем ада, им трудно
управлять, но, когда им хорошо управляют, он очень полезен. И
поскольку язык был воспален огнем ада, он нуждался в огне
Святого духа...он в большей мере, чем другие члены, нуждался в
благодати Святого духа" 33
. Двойственность языка находит здесь выражение
в визуальном образе: человеческий язык похож на язык пламени,
но этотогненный язык может быть и частью адского огня, и
отблеском техогненных языков, в которых сошел на апостолов Святой
дух. ЯкобВорагинский опирается здесь на рассуждение о языке из
посланияапостола Иакова: "И язык - огонь, вселенная (ὁ
κόσμος
, что понятов Вульгате как universitas)
неправды... оскверняет все
тело и воспаляет круг жизни, будучи сам воспаляем от геенны" (Иак.
3, 6). Однако однозначно отрицательное отношение к "огню языка",
присущееапостолу, у Якоба Ворагинского снимается: "огонь языка"
можетбыть и святым, если его воспламенит не геенна, а Святой
дух.
Мышление средневекового художника учитывало и обыгрывало эту аналогию двух языков, огненного и телесного. В
изображениях демонов мотив языка нередко дается как бы в двойном
проведении: свисающему из пасти языку "вторят" волосы,
торчащие дыбом и извивающиеся как языки адского пламени; демон
несет насвоей голове адский огонь, и "греховный язык",
ниспадающий изорта, - лишь отдельный язык этого огня.
339
Другой вариант двойного проведения мотива: в
изображенияхадских мук грешники в котлах, окруженные языками
пламени,сами показывают язык. Их языки, которыми они,
безусловно, извергают хулы Господу 34
,
служат здесь, с одной стороны, метафорой "неистинной", греховной речи, лже-логоса (об этом пойдет речьниже), а с другой - вступают
в своего рода полифоническую перекличку с языками вадского пламени. Визуальный мотив языка разворачивается одновременно в
двух перекликающихся планах: "грешный язык" человека, язык преступления, и
рядом с ним как ответ -
язык адского огня, язык наказания.
Двусмысленность, присущая языку и речи как таковым, вынуждала искать
некий ясный отличительный
знак "языка греховного".
Обнажение языка и стало
таким знаком. Нетрудно
увидеть здесь полное соответствие общему принципу
демонической образности,
который состоит в пародировании сакрального, сопровождаемом его смещением
в сторону материального,плотского, низменного. Дьявол, по словам Тертуллиана,"соревнует истине"
35
и пытаетсясоздать извращенную копию,Божественного порядка, однако делает это средствами доступного ему материального, низменного мира,"князем" которого он временно является (Ин. 12, 31). В итоге то, "что Бог,
создавая, назвалчистым, враг, заражая, делает нечистым"(Петр Златослов) 36
. Эта демонологическая идея на уровне
образности проявляется в том, что духовные функции в
иконографии дьявола как бы материализуются, становятся грубо-зримыми и в
то жевремя "смещаются вниз". Современный исследователь
средневековой образности Жан Вирт, говоря о параллелизме в
развитии сакральных и демонических мотивов, отмечает, что "образы
зла", взначительной степени имитируя сакральное, в то же время
как бы"вбирают духовное в сферу пожирания и сексуальности,
сдвигаютего в сторону телесного и низменного... Если существа,
созданныепо подобию Божию, обычно изображаются с закрытым ртом,
дажекогда они говорят, то гримасничающие маски дьяволов
широко открывают пасть. Так достигается эффект деградации слова,
духовнойфункции, которая приравнивается к пожиранию или же, в
зависимости от положения этой пасти на теле, к половому акту или
к дефекации" 37
.
341
Однако обнаженный язык - символ не только овнешненного иуже поэтому деградировавшего слова. Высунутый язык
демона иего слуг и "имитаторов" - грешников, одержимых и демономанов -фигурирует во всех трех помянутых выше областях
греховного 38
:как метафора фаллоса, как часть жрущей пасти и как орудие празднословия (т.е. как атрибут и знак неистинной
речи, лже-логоса).
Демонологический трактат Жана Бодена "О демономанииведьм" демонстрирует, как тема "неистинной речи"
(каковой, несомненно, является речь одержимых - демономанов)
устанавливаетобразную взаимосвязь между тремя сферами греховного,
вплетая вэту перекличку и мотив высунутого языка. Боден описывает
речьодержимой следующим образом: "Когда злой дух говорит
(изнутриодержимой женщины. -А.М.)
он говорит иногда словно бы в
животе, а рот женщины остается закрытым, иногда с языком,
высунутымизо рта до колен, иногда - срамными частями"
37
.
Говорение "с высунутым языком", говорение
животом-чревом,говорение гениталиями - три метафоры одного и того же:
неистинного говорения, лжеречи. Высунутый язык поставлен здесь
в одинряд с "нижними" сферами греховности, обнажение языка
осмыслено как вариация на темы "телесного низа" и его греховных
проявлений.
Образность демонической сферы указывает на тесное
переплетение мотива обнаженного языка с мотивами двух других, "низовых" областей греховности. Высунутый язык имеет в этих
областяхсвоего рода образные корреляты: в сексуальной сфере он
ставитсяна место фаллоса; в сфере пожирания он осмысляется как
часть разинутой пасти, ведущей в чрево. Но и находясь "в своей
собственнойобласти" - в сфере лжеречи, обнаженный язык вступает во
взаимодействие с образами "низовой греховности": возникает
мотив "говорящего зада", "речь" которого практически тождественна лжеречигреховного языка. Далее мы более подробно остановимся на
всехтрех сферах.
1. Область сладострастия.
Высунутый язык приравнивается
кфаллосу 40
; на визуальном уровне это достигается тем, что
одна изличин дьявола (который, как известно, многолик)
помещается наживоте или в области паха, а высунутый язык оказывается
на местефаллоса, в качестве его субститута и аналога.
Изображаемое подобным образом говорение дьяволауподоблено работе половых органов и тем самым разоблачено каклживое, "сведено на нет" чисто визуальными средствами.
2. Область чрева.
Высунутыйязык связан с мотивом чревоугодия и вообще пожирания, жратвы.Применительно к дьяволу мотивпожирания имеет, несомненно,символический смысл: дьявол - пожиратель душ и тел грешников;"как рыкающий лев", он ищет,"кого поглотить" (I Петр. 5, 8). Пожирание грешника
обозначаетприобщение грешников к телу дьяволову, которое
аналогично приобщению праведников к телу Христову. Грешники - члены
дьяволова тела точно так же, как праведники - члены Христова
тела 41
. Этааналогия, однако, нарушается по крайней мере в одном
пункте: визображении самого приобщения праведников и грешников к
соответствующему телу. Если праведник приобщается телу
Церкви неким мистическим нематериальным образом, то приобщение
грешника дьяволову телу осмысляется как процесс грубо
материальный:дьявол пожирает грешника, непосредственно вбирая его в
свое огромное тело (чрево). Это неудивительно: ведь дьявол,
будучи "князем мира сего", способен пародировать
unio mystica
Бога и
праведников лишь доступными ему материальными средствами.
И здесь, в изображениях дьявольского
unio profana
- вбирания-пожирания грешника, - мы вновь сталкиваемся с
мотивом высунутого языка. Скульптурная группа собора в Шовиньи(Х1-ХП вв.) изображает пожирание грешника неким
чудовищем,которое, безусловно, обозначает дьявола. Мы видим две
открытые"пасти" - дьявола и грешника - и лишь один высунутый
язык: этоязык самого грешника. Однако изображение можно понять и
иначе, поскольку голова грешника, имеющая ясно выраженную
"языкообразную" форму, допускает двойное прочтение, она
можетбыть прочтена и как "язык дьявола", а в таком случае мы
имеемздесь две головы, две пасти - и два языка. Скульптор
запечатлелсам момент слияния грешника с дьяволом, момент, когда
головагрешника буквально становится языком дьявола. Подобное
прочтение подтверждается метафорой "грешник - язык
дьявола". Мывстречаем ее в "Золотой легенде", когда св. Винсент
называет своего мучителя Дасиана "языком дьявола": "О, ядовитый язык
дьявола, я не боюсь твоих мучений..." 42
.
Язык - место, где совершается слияние дьявола и
грешника; если это язык дьявола, то мы видим, как грешник буквально
превращается в этот язык; если это язык грешника, то нам
показано, какдьявол, хватая его, овладевает всем грешником. Второй
вариант, задолго до разработки на визуальном уровне, получает
словесное воплощение у св. Августина: "вы [дети света, дети мира]
подвергаетесьопасностям среди тех... чьи языки находятся в руке
дьявола" 43
.
Французская миниатюра конца XV в. представляет собой затейливую игру вариаций на тему языка и разверстой пасти.
Грешники наказываются здесь тем, что они должны поглощать
отвратительную еду и питье: демоны с высунутыми языками потчуютгрешников жабами и ящерицами, которые торчат изо рта у
грешников в виде каких-то "квазиязыков", пародирующих
подлинныйязык. Центральная группа представляет собой кульминацию
многократно проведенного мотива языка: дьявол и грешник
сплетаются языками в обсценном поцелуе; сплетение их языков
символизирует, видимо, их полное соединение во грехе,
возникновение единого "дьяволова тела".
Поскольку изображения "дьявольской жратвы" призваны запечатлеть момент превращения грешника из "образа Божия" в
частьдьявольской плоти, им присуща особого рода
вариативность. Из пасти дьявола может торчать не язык, а тело грешника,
которое в данном случае эквивалентно языку, но запечатлевает другую
фазу процесса: тело грешника еще не успело стать языком дьявола.
Грешник и язык в дьявольской пасти равнозначны и
разведенылишь во времени: язык - грешник, уже ставший дьяволовым
телом;грешник, торчащий из пасти, - на подступе к этой стадии.
В упомянутой выше скульптуре из Шовиньи найден уникальный
прием, позволяющий слить эти две стадии.
Итак, высунутый язык может быть связан с метафорой пожирания-вбирания: пожираемый грешник, вбираясь в дьяволово
чрево, становится частью жрущей пасти (понятно, что и весь
ад частоизображался как пасть). Язык, который высовывает дьявол,
-это в то же время и грешник, который высовывается из
дьяволовачрева.
3. Область собственно языка - область речи.
Высунутый
язык -знак говорения, речи, причем речи неистинной, лжелогоса.
Ряд изображений, на которых дьявол обнажает язык, очевидным
образомзапечатлели его в момент говорения. Эффект
"изображенного говорения" дополнен жестами, которыми дьявол сопровождает
своюречь.
Сами произносимые дьяволом слова могут расшифровываться.Так, на приведенном ниже изображении дьявол обнажает язык, произнося хвастливую речь о своей победе над Богом: "выше звезд божиих вознесу престол мой" . -Ис. 14, 13) 44 .
Текстовую параллель к мотиву "изображенного говорения" -говорения как обнажения языка - мы находим в "Золотой
легенде",в житии св. Доминика. К святому является дьявол, и Доминик ведетего по монастырю, заставляя объяснять, каким искушениям
он подвергает монахов в том или ином месте. «Наконец, он
привел его вобщую комнату и спросил его, как он искушает братьев
здесь. И тогда дьявол стал быстро вертеть языком во рту и издал
странный неразборчивый звук. И святой спросил его, что он имеет в
виду. И он
сказал: "Это место - все мое, ибо, когда монахи
собираются поговорить, я искушаю их, чтобы они говорили беспорядочно и
мешалислова без всякой пользы..."» 45
.
Таким образом, в ряде случаев мы вполне можем
интерпретировать обнаженный язык дьявола как знак говорения. Чтобы в
полноймере понять смысл этого изображенного говорения, следует
принять во внимание тот факт, что в иных случаях,
применительно к"праведным", не связанным с демонической сферой
персонажам,устная речь изображению ни в коей мере не подлежит: не
толькоХриста, но и обычного праведника невозможно представить
себеизображенным в момент говорения с открытым ртом и
высунутымязыком.
Дьявол - во всем пародист, имитатор Бога; помимо
прочего, онимитирует и Божественное слово, но если истинный логос
духовен инезрим, то лжелогос дьявола, как и прочие его
пародии-подделки,грубо материален. Контраст между неистинной и истинной
речьюкак материальным псевдологосом и незримым "Словом"
углубляется введением еще одного парадоксального мотива,
связанного с языком: для подлинной речи язык как телесный член вообще не
нужен.Григорий Великий в "Диалогах" рассказывает о епископе Африкане, которому враги христианства отрезали язык, но он
продолжалкак и прежде говорить "для защиты истины". По мнению
Григория,в этом нет ничего чудесного: если, как сказано в
Евангелии, "В начале было Слово" и "Все чрез Него начало быть", то
"удивительноли, если Слово, которое создало язык, может порождать
слова безязыка?" 46
В "Золотой легенде" св. Христине (в
цитированном вышеэпизоде), св. Легеру 47
, св. Лонгину 48
отрубают языки,
но они продолжают говорить: Легер "проповедует и увещевает" как и
прежде,Лонгин ведет диалог с демонами и с палачом, который
должен егоказнить.
Демонстрация языка означает подчеркнутую материализациюслова в дьявольском говорении - этой пародии на
подлинный логос,в то время как слово Божественное вообще не нуждается в
языкекак материальном органе 49
.
Противопоставление подлинного и поддельного слова
включаетв свою сферу еще один важный для нас мотив: звуковой,
вокальнойкрасоты/
безобразия. Несмотря на то что дьявол -
прекрасный ритор,в полной мере владеющий искусством убеждения, ему
отказано в чистой, звучной полноте Слова - полноте звука, дыхания, "пневмы".По апостольскому определению, языческие идолы - те же
демоны -"беззвучны"(1 Кор. 12, 2). Демон говорит
"хриплым голосом" 50
- голосом, в котором нет главного - духа-дыхания;
в то времякак голос Христа, согласно Джилберту Холлендскому,
"мощен", подобен музыке, как сам Христос подобен
музыкальному инструменту: "все струны его натянуты и звучны" 51
.
Вокальное безобразие, свойственное речи дьявола, с
наибольшей ясностью передано в обсценном мотиве, который иногда
возникает в связи с высунутым языком, иногда - независимо от
него: егоможно было бы назвать мотивом звучащего или говорящего
зада.Зад демонов нередко производит звуковой жест, описанный,
вчастности, у Данте: "А тот [один из бесов] трубу
изобразил из зада"(Ад. 21, 139; перевод М.Л. Лозинского). Этот мотив
характерен длямистерий, в которых посрамленный и разоблаченный дьявол
сопровождает соответствующим звуком свой уход со сцены:
"Теперь я совершаю свой путь в ад, где меня предадут бесконечной
пытке. Изстраха пред огнем я громко порчу воздух" 52
.
Едва ли не первое появление мотива "говорящего зада" мы находим у Григория Турского (VI в.) в "Житиях отцов": в келью ксв. Калуппану заползает огромный змей; святой, подозревая в немдьявола, обращается к змею с пространной разоблачительно-экзорсистской речью. Молча выслушав слова святого, змей удалился, нопри этом "издал нижней частью мощный звук и наполнил келью такой вонью, что уже никем иным нельзя было его счесть, кроме какдьяволом" 53 .
Безобразный звук, издаваемый дьяволовым задом, - как быквинтэссенция всех его речей, знак их полной пустоты,
того "ничто", к которому они сводятся. С точки зрения дьяволова телоустройства, этот звуковой жест сближает рот и зад:
говорящий рот дьявола словно смещается к заду, становится говорящим
задом.
Эпизод из жития св. Доминика в "Золотой легенде" указываетна связь мотива говорящего зада с мотивом обнаженного языка: вмомент изгнания Домиником дьявола из группы еретичек "из самойих середины выскочил ужасный кот, величиной с большую собаку,с огромными горящими глазами и длинным, широким и кровавымязыком, свисающим до пупа. У него был короткий хвост, задранныйкверху, так что виднелся его зад во всем его безобразии... из которого исходила ужасная вонь" 54 .
Перекличку обнаженного языка и обнаженного зада мы видимна гравюре А. Дюрера (1493) к "Книге рыцаря" Ж. де ла
Тур Ландри, гравюра имеет название: "О благородной даме, как она
стоялаперед зеркалом и прихорашивалась, а в зеркале увидела
дьявола, который показал ей зад" 55
. Мотив обнаженного языка дан
здесь в многократном проведении-отражении: открытый рот и
обнаженный
язык дьявола дублируется в его же открытом заде с
обнаженнымхвостом (как бы отражающим язык), зад же в свою очередь
отражается в зеркале вместо лица красавицы. Возможную
акустическуюкомпоненту этой сцены - "слово" дьявола, обращенное к
разыгрываемой им красавице, - нетрудно себе представить: вполне
можнопредположить, что и на этой гравюре изображено дьяволово
говорение, смещенное в область телесного низа.
Обнаженный язык и обнаженный, издающий вонь зад -
сопоставленные атрибуты дьявола, свидетельствующие о
материализации,снижении, обращении в пустоту и "ничто" слова, когда оно
пародируется в сфере демонического, "воссоздается" доступными
дьяволусредствами.
Выше говорилось главным образом об обнаженном языке какоб атрибуте дьяволовой телесности, как об определенном
свойствеего телоустройства. Обнаженный язык свидетельствует о
том искажении, которое претерпевает в демоне "нормальное"
устройство тела: естественная позиция языка - внутри рта; высунутый,
"блуждающий" язык - это нарушение Божественного телоустройства.
"Мирвсех вещей - это покой порядка
(tranquilitas ordinis
)", -
писал св. Августин; дьявол "не устоял в истине" (Ин. 8, 44), а это
означает, чтоон и "не пребывает в покое порядка" 56
. Само дьяволово
тело не "чиноупорядочено" так, как чиноупорядочено человеческое
тело: егочлены пребывают в беспокойном и беспорядочном движении,
какбы блуждают. Не случайно многочисленные лица дьявола
нередкоизображаются на сгибах коленей и локтей, т.е. на самом
беспокойном, нестабильном месте тела.
Язык дьявола тоже нарушает телесное чиноустройство, живет"не по чину". Аббат Сисой, один из персонажей "Речений старцев"(IV-V вв.), задается вопросом: "Как можем душу нашу спасти, еслиязык наш часто вырывается в открытые двери? " 57 Внутренность рта - дом языка, рот - открытые двери;язык, блуждающий за пределами этого дома, уподобляется самому.дьяволу, который оставил "свое жилище" (согласно посланию ап.Иуды, 1, 6) и обречен на беспокойные блуждания вне "спокойствияпорядка".
352
Высунутый язык как знак нарушенного телоустройства
является атрибутом
дьявола, но жестом
в строгом смысле слова
его можно будет назвать лишь тогда, когда мы включим его не
только в систему дьявольского телоустройства, но и в систему
дьявольского поведения - когда мы покажем, что дьявол, высовывая язык,
реализует некую поведенческую модель.
Попробуем теперь вернуться к проблеме обнаженного языкакак жеста, для чего нам придется обратиться к тем
случаям, когдамы имеем основания предположить, что дьявол и в самом
деле жестикулирует языком.
Некоторые наблюдения в этом аспекте уже были приведенывыше: в частности, в связи с мотивом страха говорилось о
том, чтодьявол и его слуги не "дразнят" языком (как современные
дети), но"грозят"- им. Но исчерпывается ли этим разграничением
вопрос о соотношении обнаженного языка дьявола с жестом "дразнения"
в современном смысле?
Нам представляется, что дьявольский высунутый язык
соотноситсяс современным жестом дразнения через тему "игры-обмана",
которая является исключительно актуальной для демонологии.
Детскоедразнение - частный случай игрового поведения; но и
дьявол, высовывая язык, "играет", хотя в весьма специфическом раннехристианском смысле этого слова.
Обратимся к главному для рассматриваемого круга образов тексту - к цитированной выше книге пророка Исайи, где в латинскомтексте Вульгаты о "сыновьях чародейки" сказано следующее: Super quem lusistes, super quem dilatastis os et ejecistis liquam (57, 4). Глагол ludere , соотнесенный здесь с жестом высовывания языка, несет в себесложное сочетание смыслов: "насмехаться" и "дразнить", но в то жевремя и "играть", и "обманывать". Иероним в комментарии к этомустиху Исайи следующим образом расшифровывает описанную пророком сцену: "сыновья чародейки" - аллегория иудеев-богохульников,окруживших распятие Христа, над которым они «насмехались, плюяему в лицо и дергая его за бороду, и над которым они расширяли и открывали свой рот и высовывали язык, говоря ему: "Ты Самарянин ибес в Тебе" (Ин. 8, 48), и снова: "Он изгоняет бесов не иначе, как силою Вельзевула, князя бесовского" (Мф. 12, 24)» 58 . В дальнейшем этоместо могло пониматься и как описание "нечестивого" поведения самих демонов, о чем свидетельствует изображение нисхождения Христа в ад, на котором бес не только высовывает язык, но и "расширяет рот", в точном соответствии с текстом пророка.
354
Богохульники не только "насмехаются" над Христом, но еще
и"дразнят" его, плюя ему в лицо и дергая за бороду. В
текстах отцовцеркви глаголы
ludere, illudere
(и различные
образования от них),описывая поведение демонов и их слуг, нередко обретают
еще болеесложный смысл, включающий момент "игры" в специфическом
значении этого слова. Правильнее было бы говорить здесь об
особой"игре-обмане", поскольку игра демона обязательно
означает еще иобман, - и в то же время этот обман не исчерпывается
понятиемлжи, неправды. К "обману" как таковому, к обману как лжи
здесь, всфере демонического, прибавляется еще и особый игровой
момент:демон создает некую иллюзорную ситуацию (illusio
-
производноеот глагола illudere
), в которой человек теряет себя,
совлекается с пути праведности; это иллюзорное "псевдотворение" и
составляет собственно игровой компонент в демонической игре-обмане. В
"Истории монахов" (ок. 400) Макарий Александрийский, придя в
церковь,увидел, что "по всей церкви бегают взад-вперед словно бы
маленькие безобразные мальчики-эфиопы"; "заигрывают"
с сидящими там
монахами, "играяразличными обличиями и образами". Образы (женщины, какого-либо звания и
т.п.), которые "демоны создавали как бы играя", попадали в души монахов и отвлекали их от молитвы 59
.
Глаголы игры - ludere
и
illudere
- повторяются в этом тексте с
исключительнойнастойчивостью, обозначая не просто обман, но
обман-иллюзию,предполагающий игровое сотворение
(конечно же,пародирующее Божественное творение) некой мнимой
реальности,которая совлекает "разыгрываемого" с пути истины.
В анонимном житии св. Люпицина (ок. 520) некий монах,
войдяв базилику св. Мартина в Туре, услышал приветствие,
обращенное кнему одним из энергуменов (одержимых): "Он по праву один
из наших монахов... Здоров ли ты, о Датив, наш товарищ?"
Испуганныймонах понял, что его "разыгрывает дьявол"
(inlusum se a diabolo)
, ипоспешил совершить покаяние 60
. Здесь глагол
"разыгрывать" - наиболее точный эквивалент латинского
illudere
: ведь монаха,
собственно говоря, никто не обманывает, с ним буквально
"ведут игру";источник его испуга - сознание того, что дьявол вовлек
его в своюигру, избрал своей игрушкой.
Правильное поведение в подобном случае - в эту игру не вовлекаться. Родственники, однажды пришедшие навестить св. Антония вего уединении, были напуганы страшным грохотом и голосами, раздающимися из его скита; Антоний же посоветовал им перекреститься и не обращать на звуки внимания: "Предоставьте им [демонам]играть самим с собой" б1 .
355
Иллюзии, создаваемые демонами, могли быть весьма
причудливыми и относительно безобидными. В житии св. Пахомия
демоныискушают святого следующим "представлением":
"можно было видеть, как они, собравшись вместе перед ним [Пахомием],привязали древесный листок огромными веревками и тянули
его свеличайшим трудом, в две шеренги, подбодряя друг
друга... словнобы двигали камень огромного веса"; цель этого
представления -"расслабить, если смогут, его душу смехом" 62
.
Кассиан выделяет особый класс демонов, цель которых - вызывать смех: эти демоны ("народ называет их фавнами, Faunos "),"удовлетворенные одними лишь смехом и обманом, стремятся скорее утомить, чем навредить..." 63 .
Способность "играть" - сколь опасной и губительной ни былабы демоническая игра - сближает демона с ребенком. Характерно,что в раннехристианских текстах демоны нередко выглядят как дети или являются в обличий ребенка 64 . Здесь нет ничего удивительного, если учесть, что августианская теология отнюдь не рассматривала ребенка как квинтэссенцию невинности, но, напротив, полагала, что дети "подвластны дьяволу" по причине унаследованного имипервородного греха 65 .
Мне не удалось найти текст, в котором упоминание "игры"
демона сопровождалось бы описанием его обнаженного языка;
в качестве такого текста может рассматриваться лишь начальный
тексттрадиции - цитированное выше место из книги пророка
Исайи, в котором мотив "игры-насмешки" и обнаженного языка
действительнопоставлены рядом. Тем не менее все сказанное выше об
"игре" демонов дает нам некоторые основания связать эту игру с
теми детски-игровыми моментами, которые наличествуют в жесте
обнаженияязыка (жесте, который в иных, уже описанных выше
контекстах могфигурировать и как неигровой жест откровенной угрозы).
Обнаженный язык демона может указывать на иллюзорно-игровой
характер создаваемой им ситуации, он может быть знаком
демонической"игры", направленной на создание иллюзии, которая,
пародируя реальность и истину, отвлекает человека от них и ведет его
к гибели.Обнаженный язык - визуальный эквивалент демонического
illudere
,знак того, что демон "играет", - но играет все же не как
ребенок, ав особом, "грозном" и губительном смысле.
Некоторые изображения позволяют интерпретировать обнаженный язык дьявола именно так - как знак губительной
игры-обмана. На миниатюре из трактата "Ars
moriendi
",
изображающей искушение умирающего "суетной славой", демоны (двое из них
обнажили языки) подносят умирающему короны. Вся эта ситуация
коронования, конечно, совершенно ложная; перед нами -
типичное illusio
, созданное демонами в результате их игры,
quasi ludendo
, а высунутый язык - знак этой игры-обмана.
На иллюстрации
из издания "Града Божьего" св. Августина
(конец XVI в.) демоны скачут вокруг святого, держа в руках
книги; одиниз них обнажил язык. Не пародируют ли эти окружившие
святогобесы то место из VIII книги "Исповеди", где Бог голосом
"как бымальчика или девочки" приказывает св. Августину взять
книгу и читать из нее: "Подними, читай; подними, читай", а св.
Августин не может припомнить, чтобы ребенку в "каком-либо
виде игры" было свойственно петь такие слова?
Демоны и в самом деле "поднимают" книги, то ли предлагая их св.
Августину, толи, напротив, делая вид, что их уносят. По всей
вероятности, демонытаким образом пытаются отвлечь св. Августина от его сосредоточенного занятия; возможно, они стремятся насмешить его и
в знакэтой своей "игры" обнажают языки.
358
На немецкой гравюре XV в., изображающей псевдовоскресениеАнтихриста, язык высовывает некая сатанинская птица,
несомненнопародирующая Святой дух, якобы нисходящий на Антихриста. Обнаженный язык - знак все той же обманной игры (ludus
переходит в illusio
), которую ведет с человеком дьявол и его слуги,
знак иллюзорности явленного здесь "лжечуда".
Принцип игры-обмана, ludus -illusio , регулирующий отношениедьявола к человеку, сохраняет силу и в обратном направлении:чтобы не поддаться обману, человек должен ответить дьяволу темже - обманом-игрой. Мы находим ясную формулировку этой взаимности-обратимости обмана в "Истории монахов", где один измонахов говорит неким богачам: "Те, кто следует за Богом, обманывают мир (играют с миром - illudunt mundo ), но мы жалеем овас, ибо вас, напротив, мир обманывает (вами мир играет)" 67 .
В этом противостоянии "двух обманов" выигрыш, конечно
же,остается за Богом и человеком-праведником: общим местом становится положение о том, что дьявол, мнящий себя удачливым обманщиком всего мира, в действительности сам давно обманут.
Он обманут прежде всего Богом-Сыном, ибо все поведение Христа в его борьбе с Сатаной рассматривается отцами церкви
как удачная обманная тактика, как pia
fraus
- "благочестивый
обман", по выражению Амвросия Медиоланского: дьявол искушает Христа в пустыне главным образом для того, чтобы узнать наверняка.
Бог онили человек, однако Христос не раскрывает перед дьяволом своейбожественности до самого конца 68
и заставляет его
погубить безрешного человека, на которого дьявол не имел никаких
прав. Тем самым дьявол нарушает Божественную
justitia
и лишается прав начеловечество. Оказывается, что дьявол обманул и самого
себя: "Каким же образом [дьявол] может быть победителем и обманщиком
человека, если он сам себя обманул?" - вопрошает св.
Августин 69
.
Святой, подражая Христу, тоже обманывает, "обыгрывает" дьявола: "Тот, кто мнил себя подобным Богу, был теперь
обманут (обыгран, высмеян -
deludebatur
, в греческом оригинале
ἐ
παίζετο
)
подростком", - говорит Афанасий о первых юношеских
победах св. Антония 70
.
Более того: возникает идея, что дьявол для того и "скован" Богом, чтобы мы могли с ним "играть". Дьявол "связан Господом, как воробей, чтобы мы играли с ним", - говорит св. Антоний 71 , имея в виду строку из книги Иова: "Станешь ли забаяяться им [Левиафаном], как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих?" (Иов. 40, 24).
Дьявол - это Левиафан, ставший в результате Божественной игры-обмана "связанным воробьем". Об этом же Левиафане, предназначенном для игры, говорится, по мнению св. Августина,
и в 104-м
псалме: строка 26, которая в Синодальном переводе
звучит: "Левиафан, которого ты сотворил играть в нем (в море. -
А.М.)", в Вульгате читалась: "Draco
hic quem finxisti ad illudendum ei
",
что можно понять как: "Дракон, которого ты сотворил, чтобы играть с
ним (обманывать его)". Именно так понял эту строку св.
Августин: "Этотдракон ~ древний враг наш... Так он создан, чтобы быть
обманутым, это место ему назначено... Великим кажется
тебе этотпрестол, ибо не знаешь, каков престол ангелов, откуда он
пал; чтотебе мнится его прославлением, для него самого -
проклятие" 72
. Величие и могущество "дракона"-левиафана, обширность его царства - мнимые; для него самого эта его земная ипостась -
унижение итюрьма. Такова
illusio
, созданная на этот раз самим Богом.
Другую метафору "заточения" дьявола, его порабощения в результате игры, которую дьявол проиграл Богу, находили в
стихе изкниги Иова: "Можешь ли ты удою вытащить Левиафана и
веревкоюсхватить за язык его?" (Иов. 40, 20). Здесь мы в
последний раз сталкиваемся с мотивом дьяволова языка: дьявол-левиафан
высунулязык, и за этот язык его и хватают.
Образ Левиафана-дьявола, пойманного за язык, становится аллегорией, вместившей в себя всю историю игры-обмана, которуювели Бог и дьявол. Визуализацию этой аллегории мы находим на миниатюре из "Сада утех" аббатисы Геррады (XII в.), а ее исчерпывающее разъяснение - у многих отцов
361
церкви, в частности у ГонорияАвгустодунского: "Под морем подразумевается сей век... В
нем кружит дьявол, как Левиафан, пожирая множество душ. Бог с
небес забрасывает в это море крючок, когда отправляет в этот мир
своегоСына, чтобы поймать Левиафана. Леса крючка - родословие Христа... Острие крючка - божественная природа Христа;
наживка -его человеческая природа. Древко, посредством которого
лесакрючка забрасывается в волны, - это Святой крест, на
котором повешен Христос, чтобы обмануть дьявола" 73
; привлеченный
запахомплоти, Левиафан хочет схватить Христа, но железо крючка раздирает ему пасть.
Язык дьявола, сколько бы он ни грозил им, сколько бы ни обнажал его в качестве оружия, все же раздирается "железом" Божественного "крючка". При всех его претензиях стать мечом -
разящиморужием, дьяволов язык в итоге остается не более чем
плотью -тем, над чем дьявол и в самом деле властен. Греховный
язык, дажекогда он используется как уязвляющее оружие, все-таки
сам остается уязвимым: не случайно в изображениях адских мук
терзаниям часто подвергается язык грешников 74
.
Поэтому обнаженный язык дьявола не страшен праведникам.Паулин Ноланский говорит о слугах дьявола, "надеющихся на силысвои и хвалящихся множеством богатства своего" (Пс. 48,7): "Пустьони точат против нас орудия зубов, и извергают ядовитыми языками... стрелы слов; за нас им ответит Господь" 75 .
Как же "ответит Господь" на подобное нечестивое
обнажениеязыков? Жест обнаженного языка - жест взаимный, и Бог
тоже способен обнажить язык - при этом язык Бога есть настоящий
меч; будучи обнаженным, он и в самом деле разит наповал. О силе
этого"меча", исходящего из Божественных уст, говорит
ОткровениеИоанна в видении мужа, "подобного Сыну Человеческому",
из усткоторого "выходил острый с обеих сторон меч..." (Откр.
1,16).
Мы уже видели, что язык - двусмыслен, он может обозначать идьявола, и апостола; теперь мы видим, что и обнажать язык может нетолько дьявол, но и Бог. Однако обнаженный язык Бога - самыйстрашный из всех высунутых языков - уже и не язык, а нечто большее, чем язык. Полная сакрализация языка - обнаженного языка! -совпадает с его полным переходом в иное качество, иной облик. Обнаженный язык Бога - сакрален, но он уже перестал быть языком, а сталчем-то иным, а именно - мечом, и мечом непобедимым. Из представления о том, что истинному Слову должен соответствовать иной материальный орган речи, отличный от мягкого и слабого языка, возникает мотив замены "природного" языка на подлинный, лучший язык:отец Эквитий, герой "Диалогов" Григория Великого, объясняет своепроповедническое призвание тем, что некий прекрасный юноша (конечно, ангел) ночью вставил ему в язык медицинский инструмент, ланцет, - с тех пор отец "неможет молчать о Боге, даже если бы и хотел этого" 76 .
362
Язык как материальный орган, существующий в точке пересечения многоразличных духовных и материальных функций, достигает своей истины, безгрешности и непобедимой силы лишь в
тот момент, когда перестает быть самим собой. Но, конечно же,
на самомделе внешнее превращение мягкого языка в нечто иное,
твердое инесгибаемое, - лишь средневековая метафора его
внутреннего очищения; язык-"меч", язык-"ланцет" - пластические символы
того чуда преображения, которое претерпевает язык, когда,
оставаясь собой, оставаясь частью человеческого тела, он из орудия
гибели становится орудием спасения.
1
Именно так воспринимается знаменитая фотография
Альберта Эйнштейна с высунутым языком: старик "ребячится", ведет
себя как ребенок, в духе описанного Э.Р. Курциусом топоса "puer-senex"
(см.:
Curtius E.R. La litterature europeenne et
l
e Moyen age
latin / Trad. par J. Brejou.P., 1956. P.122-125).
2 Шаманские маски и погремушки тлинкитов, хранящиеся в
коллекции Кунсткамеры, упорно варьируют мотив высунутого языка.
3 "Но приблизьтесь сюда вы, сыновья чародейки, семя
прелюбодея иблудницы! Над кем вы глумитесь? Против кого расширяете
рот, высовываете язык? Не дети ли вы преступления, семя лжи, разжигаемые похотью к идолам под каждым ветвистым деревом, заколающиедетей при ручьях, между расселинами скал?" (Ис. 57,
3-5). Благодарю О.Л. Довгий, указавшую мне на это принципиально
важное дляменя место.
4 Отметим появление этого мотива в русской иконописи: на
иконе "Сошествие в ад" (школа Дионисия, начало XVI в., Русский
музей) сатана, удушаемый архангелом, высовывает язык.
5 Например, у Л.Н. Толстого: "Наташа, красная,
оживленная, увидавмать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу,
присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе" (Война и мир.
Т. 2, ч. 3.Гл. XIII).
6 Дьявол высовывает язык на лубке "Наказание Людвигу
ландграфуза грехи стяжания" и на многих других (см.: Русский
рисованный лубок конца XVIII - начала XX века из собрания Гос.
Историческогомузея / Сост. Е.И. Иткина. М., 1992. С. 83 passim). С обнаженнымиязыками изображаются Баба-Яга (см.: Лубок: Русские
народные картинки ХУП-ХУШ в. М., 1968. С. 22-23) и Смерть (на лубках
об Анике-воине).
7 Усадебный дом (вторая половина 1720-х годов) в
поместье Глинки (близподмосковного города Лосино-Петровский); изображения
демонов с обнаженными языками украшают замковые камни окон первого
этажа.Усадьба принадлежала Я.В. Брюсу, сподвижнику Петра 1.
363
8 Жуйкова Р.Г. Портретные рисунки Пушкина. СПб., 1996.
С. 61. Какдалекую реминисценцию демонологического мотива можно трактовать и монолог князя Валковского из романа Ф.М.
Достоевского"Униженные и оскорбленные" (1861): "...одно из самых
пикантныхдля меня наслаждений всегда было... обласкать, ободрить какого-нибудь вечно юного Шиллера и потом... вдруг поднять перед
ним маскуи из восторженного лица сделать ему гримасу, показать
ему язык..."(Ч. 3. Гл. X). Князь обладает рядом, несомненно,
демонических черт:власть над материальным (в этом смысле он буквально
"князь мирасего") и презрение ко всему духовному при умении
прекрасно имитировать "высокие чувства", мастерство ритора в сочетании
с полнымцинизмом и лживостью - все эти качества напоминают о
многих библейских и средневековых дефинициях дьявола (лжец - mendax, исказитель - interpolator, ловкий враг - callidus hostis,
лживейший властитель земли - dominator terrae fallacissimus и т.п.). В
этом контекстепризнание Валковского в непреодолимом желании "показать
кому-нибудь в известном случае язык" воспринимается как
вариация демонического "обнажения языка".
9 Воейков А.Ф. Дом сумасшедших // Арзамас. Сб.: В 2 кн.
М., 1994. Кн. 2.С. 171.
10 Augustinus, Sermo CCXVI // Patrologiae cursus
completus. Ser. lat. Vol. 38.
Col. 1080. (далее: PL).
11 Например: "Ты любишь всякие гибельные речи, язык
коварный" (dilexisti omnia verba praecipitationis, linguam dolosam) (Пс.
51,6); "Господи! Избавь душу мою от уст лживых, от языка лукавого" (Domine
libera animammeain a labiis iniquis, a lingua dolosa) (Пс. 119, 2).
12 Dialogus de conflictu Amoris Dei et Linguae dolosae
// PL. Vol. 213. Col.851-864.
13 Ibid. Col. 860.
14 Ibid. Col. 856.
15 Augustinus. Sermo CLXXX // PL. Vol. 3.8. Col. 973.
16 Петр Кантор (XII в.) приписывает его авве Серапиону:
Petrus Cantor.Verbum abbreviatum. Cap. LXIV. De vitio linguae // PL.
Vol. 205. Col. 195.
17 "Linguae gladios recondamus... ut non... invicem non
inferamus injurias"(Caesarius Are!atensis. Homilia VII // PL. Vol. 67. Col.
1059).
18 "...Magnus Antonius incipit lingua flagellare
mutilatum..." (Palladios. Historialausiaca. Cap. XXVI. De Eulogio Alexandrino // PL. Vol.
73. Col. 1125).
19 Bernardus abhas Clarae-Vallensis. In die sancto
Paschae sermo // PL. Vol. 183.Col. 275.
20 Bernardus abbas Clarae-Vallensis. Sermones de
diversis. Sermo XVII (De triplici custodia: manus, linguae et cordis). Part. 5 // PL.
Vol. 183. Col. 585.
21 Gillebertus de Hoilandia. Sermones in canticuin
Salomonis. Sermo XX // PL.Vol. 184. Col. 107.
22 В приписываемых Хаймону, епископу Хальберштадскому,
комментарияхк упомянутым выше стихам Исайи (Ис. 57, 3-5), где
описывается "обнажение языка", вся сцена нередко трактуется
аллегорически, как "прототип" будущих Страстей: "сыновья чародейки" - иудеи,
высовывающиеязык "для богохульства" (ad blasphemandum) над Сыном
Божьим; они "дети дьявола", но "не по природе, а в силу подражания" (non
per naturam, sedper imitationes) (Coinmentariorum in Isaiam libri tres.
Lib. II. Cap. LVII // PL.Vol. 116. Col. 1012-1013).
23 Martin Dumiensis. Libellus de moribus. P.t. I // PL.
Vol. 72. Col. 29.
24 Venter и libido тоже могли находить оправдание в
известном контексте ипод определенным углом зрения. Так, в прозиметре
Бернарда Сильвестриса (середина XII в.) "De universitate mundi" мы
находим уникальное длясредневековья восхваление мужских гениталий: они борются
со смертью,восстанавливают природу, препятствуют возвращению хаоса
(разборэтого сочинения см.: Curtius E.R. Op. cit. P. 137).
Venter освобождается отвсякой греховности, когда речь идет о чреве Богоматери..
Однако этипримеры все же слишком изолированны (первый -
исторически, как уникальный памятник гуманизма XII в., второй ситуативно - в
контекстеуникального и неповторимого чуда непорочного зачатия) и
не могут служить противовесом общей греховности чрева и гениталий;
что же касается языка, то его двусмысленность предопределена его
неизбежнымучастием и в греховных, и в праведных речах: язык -
общее орудие и тех,и других.
25 Библейские цитаты даны в переводе с латинского текста ХрабанаМавра, отступления от русского Синодального перевода не оговариваются.
26 Здесь "языком" назван залив моря.
27 Rabanus Maurus. Allegoriae in universam sacram
scripturam // PL. Vol. 112.Col. 985.
28 Jacques de Voi-agine. La legende doree / Trad. de
J.-B. Roze. P., 1967. Vol. 2. Р. 133. Якоб Ворагинский
пересказал здесь проповедь Феодора Студита впереводе Анастасия Библиотекаря (см.: PL. Vol. 129. Col.
735).
29 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 1. P. 260:
"Страсти Господни". Это рассуждение дано у Якоба Ворагинского как цитата из св.
Бернарда Клервоского, но мне, как, впрочем, и французскому переводчику
"Золотой легенды", не удалось ее идентифицировать.
30 Ibid. Р. 121: "Святой Павел, отшельник".
31 Ibid. Р. 471: "Св. Христина".
32 "И явились им разделяющиеся языки, как бы огненные, и
почили по одному на каждом из них" (Деян. 2, 3).
33 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 1. P. 376: "Святой
дух".
34 Ведь грешники в аду находятся in statu termini - "в окончательном состоянии": они уже не способны к раскаянию, но могут лишь
утверждаться всвоей греховности (см.: Махов А.Е. Сад демонов - Hortus
daemonum: Словарь инфернальной мифологии Средневековья и Возрождения.
М., 1998.С. 16).
35 Tertullian. Adversus Praxeam // PL. Vol. 2. Col. 154.
36 Petrus Chrysologus. Sermo XCV1 // PL. Vol. 52. Col.
470-471.
37 Wirth J. L"image medievale. Naissance et developpements (VI-XV siecle). P.,1989. P.341. ,
38 Области, сублимированное отражение которых мы находим
и в сфере сакрального. "В центре средневекового сакрального, -
пишетЖан Вирт, - мы сталкиваемся с серией символических
аналогий между кормлением, сексом и речью. Сакральный акт - это
прежде всего связь, оплодотворяющая благодаря поеданию Слова" (Wirth
J. Op.cit. P. 340).
39 То есть гениталиями. Bodin J. De la demonomanie des
sorciers. P., 1587 (repr.:La Roche-sur-Yonne, 1979). Liv. 2. Ch. 111 (Des
invocations expresses desmalins esprits). P. 83.
40 Обнаженный язык и обнаженные "срамные места"
сопоставляются визображении главного адепта дьявола Иуды: в диптихе на
тему Страстей- (Франция, первая половина XIV в., резьба по кости; Гос.
Эрмитаж) повесившийся Иуда высунул язык, а разошедшиеся полы его
одежды открыли низ туловища с выпавшими наружу внутренностями.
41 "Те, кто отторгаются телом Церкви, которое есть тело
Христа, как чужеземцы и чуждые телу Бога, передаются во власть
дьявола" (Hilarius,episcopus Pictaviensis. Tractatus in CXVIII psalmum //
PL. Vol. 9. Col. 607).Переданные во власть дьяволу приобщаются его телу:
"Дьявол и всегрешники - единое тело" {Gregorius Magnus. Moralia...
lib. XIII. Cap.XXXIV // PL. Vol. 75. Col. 1034). Вариант той же
метафоры: Христос идьявол - "головы" тел, а сами тела - совокупности
соответственно праведников и грешников (Gregorius Magnus. Moralia... Lib.
IV. Cap. XI // PL.Vol. 75. Col. 647).
42 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 1. P. 145: "Св.
Винсент".
43 Augustinus. Enarratio in Psalmum. CXLIII. § 18 //Sancti
Aurelii Augustini enarrationes in psalmos CI-CL (Corpus Christianorum. Ser.
lat. Vol. 40). Turnhout,1990. Col. 2085.
44 Тот же прием мы находим на русских лубках еще начала XX в. На лубке"Притча св. Антиоха о мздоимании" (худ. С. Каликина) из
уст говорящихперсонажей выходят свитки, где написаны произносимые ими
слова; однако лишь из уст Сатаны вместе со свитком выходит наружу
и язык (см.:Русский рисованный лубок конца XVIII - начала XX века из собранияГос. Исторического музея. С. 120).
45 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 2. P. 57-58 ("Св. Доминик").
46 Gregorius Magnus. Dialogorum lib. III. Cap. XXXIl //
PL. Vol. 77. Col. 293.
47 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 2. P. 252: "Св. Легер".
48 Ibid. Vol.. 1. Р. 234: "Св. Лонгин".
49 Фразеология современного русского языка, в сущности, свидетельствует о том же: материальная природа речи, ее связь с
языком как телесным членом подчеркивается в тех случаях, когда нужно обозначить неистинную речь: пустословить - значит "болтать
языком", "чесать языком",
50 Этот мотив появляется уже в "Речениях отцов": один из
демонов здесь говорит "азрега уосе". УегЬа зепюгшп "aspera voce". Verba
seniorum (Vitae patrum. Lib. VI). Libell. 1. 15 //PL.Vol. 73. Col. 996. У Данте Плутос - "хриплоголосый" (Ад.
7. 2). Еще вXVI в. у демонолога Иоганна Вейера демоны говорят rauce
voce (см. обэтом: Махов А.Е. Указ. соч. С. 198).
51 Gillebertus de Hoilandia. Sermones in canticum
Salomonis. Sermo XLII. 4 // PL.Vol. 184.Col.222.
52 "Падение Люцифера" из цикла Ludus Coventriae; цит.
по: Russell J.B.Lucifer. The Devil in the Middle Ages. Ithaca; L., 1984.
P. 252.
366
53 Grigorius Turonensis. Vitae patrum. Cap. XI: De sancto Caluppane reclauso//pl. Vol. 71. Col. 1059-1060.
54 Jacques de Voragine. Op. cit. Vol. 2. P. 55 "Св. Доминик".
55 Гл. XXI: "О даме, которая тратила четверть дня на
прихорашивание".Текст, в котором о высунутом языке ничего не говорится,
гласит следующее: "И когда она в этот раз смотрелась в зеркало, она
увидела напротив врага... который показал ей свой зад, такой
безобразный, такойужасный, что она лишилась чувств, словно одержимая
демоном" (La TourLandry J, de. Le Livre du chevalier. P., 1854. P. 70).
56 Augustinus. De civitate Dei. Lib. 19. Cap. XIII // PL.
Vol. 41. Col. 640-641.
57
Verba seniorum (De vitis patrum lib. VII). Cap. XXXII,
2 // PL. Vol. 73.Col. 1051.
58 Hieronymus. Commentariorum in Isaiam libri octo et.
decem. Lib. XVI. Cap.LVII // PL. Vol. 24. Col. 549.
59 Латинская версия греческого сборника, которая
традиционно приписывается Руфину Тираннию: Rufinus Tyrannius. Historia
monachorum. Cap.XXIX//PL. Vol.21.Col.454.
60 Vita S. Lupicini // Vie des peres du Jura (Sources
chretiennes. Vol. 142) / Ed. F.Marline. P., 1968. P. 334.
61 Athanasius. Vita S. Antonii. Cap. XIII // Patrologiae
cursus completus. Seriesgraeca. Vol. 26. Col. 863. (далее: PG).
62 Vitae patrum: Vita sancti Pachomii // PL. Vol. 73.
Col. 239-240.
63
Cassianus. Collationes. Coll. VII. Cap. XXXII // PL.
Vol. 49. Col. 713.
64 Демон выглядит как черный ребенок, niger scilicet
puer {Athanasius. Vita S.Antonii. Cap. VI // PG. Vol. 26. Col. 830-831); является
в виде двенадцатилетнего мальчика (Palladius. Historia Lausiaca. Cap.
XVIII: Vita abbatisNathanaeli // PL. Vol. 73. Col. 1108); в обличий
подростка (in habitu adolescentis) (Vitae patrum: Vita S. Abrahae eremitae // PL.
Vol. 73. Col. 290).
65 "Obnoxii diabolo parvuli". Prosper Aquitanicus. Pro
Augustino responsiones adcapitula objectionum vincentianarum. Cap. IV//PL. Vol.
51. Col. 180.
66 Augustinus. Confessiones. VIII, XII. 29.
67 Rufinus Tyrannius. Op. cit. Cap. XXIX // PL. Vol. 21.
Col. 455.
68 Так, по логике Амвросия Медиоланского, Христос
"взалкал" в пустыне(Мф. 4, 2), чего не позволяли себе ни Моисей, ни Илия,
дабы проявить человеческую слабость, дезориентирующую дьявола: "Голод
Господа -благочестивый обман" {Ambrosius Mediolanensis. Expositio
Evangelii secundum Lucam. Lib. IV. Cap. 16 // PL. Vol. 15. Col. 1617).
Согласно Льву Великому, дьявол, введенный в заблуждение крайним смирением
и уничижением Христа, подстрекал иудеев распять Христа; он не
верит в его Божественность, в соответствии со стихом апостола: "если бы
познали, то нераспяли бы Господа славы" (1 Кор. 2, 8) (Leo Magnus.
Sermo LXIX. Cap.IV // PL. Vol. 54. Col. 378).
69 Augustinus. Contra adversarium legis et prophelarum
// PL. Vol. 42. Col. 6.15.
70
Athanasius. Vita S. Antonii // PG. Vol. 26. Col. 847,
849, 850.
71 Ibid. Col. 879.
72 Auguslinus. Enarratio in Psalmum CI1I. § 7, 9 //
Sancti Aurelii Augustini enarrationes in psalmos CI-CL (Coipus Christianorum. Series
latina. Vol. 40).Turnhout, 1990. P. 1526, 1529.
367
73 Honorius Augustodunensis. Speculum ecclesiae: De
paschali die // PL. Vol. 172.
Col. 937. Сходные рассуждения о дьяволе-Левиафане и
крючке Божественности, на который он попался: Gregorius Magnus.
Moralia ... lib. XXXIII. Cap. IX // PL. Vol. 76. Col. 682-683; Isidorus,
episcopus Hispalensis.
Sententiarum lib. I. Cap. XIV. 14 // PL. Vol. 83. Col.
567-568.
74 Уже в Житии св. Макария Римского из "Vitae patrum":
попавшие в ад монахи видят здесь некую "жену с распущенными волосами,
все тело которой было обвито огромным и ужасным драконом; как только
она пыталась открыть свой рот, чтобы заговорить, дракон
немедленно засовывалсвою голову ей в рот и кусал ее за язык" (Vitae patrum:
Vita sancti Macarii
Romani. Cap. IX // PL. Vol. 73. Col. 418-419).
75 Paulinus Nolanus. Ep. XXXVIII //PL. Vol. 61. Col.
360.
76 Gregorius Magnus. Dialogorum lib. I. Cap. IV //PL.
Vol. 77. Col. 169. Этот новозаветно-средневековый мотив "замены языка" дожил до XIX в. и воплотился в пушкинском "Пророке", где символика языка
вновь, с новойсилой пережита как напряженно-двойственная, демонически-божественная: "празднословный и лукавый" язык, данный человеку от
рождения,заменяется на "жало мудрыя змеи", возведенное Пушкиным в
истинноеорудие Божьего "Глагола"; однако не мог же Пушкин не
знать, что"змий", "мудрейший всех зверей сущих на земли" (Быт. 3,
1), этим самымжалом некогда погубил человеческий род! В то же время
средневековыйбогослов именно в этом пункте, вероятно, хорошо бы понял
Пушкина:спасение только тогда по-настоящему "отменяет" гибель,
когда повторяет ее путь, использует ее орудия (девственница Ева
погубила мир, девственница же Мария должна принести в мир спасение,
рассуждает Иренейв трактате "Против ересей" (III. 22.4); в том же смысле
смерть попираетсмерть в событии Распятия). "Жало", погубившее
человечество, теперьего спасет.