Плоткин летчик. Сергей соседов рассказывает о михаиле плоткине

два ордени Ленина, орден Красного Знамени.

Звания

Должности

помощник командира эскадрильи 1-го минно-торпедного авиационного полка 10-й бомбардировочной авиационной бригады военно-воздушных сил Краснознамённого Балтийского флота

командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС БФ

Биография

Плоткин Михаил Николаевич родился 2 мая 1912 года в селе Ардонь ныне Клинцовского района Брянской области в семье служащего. Еврей. Окончил 7 классов и школу ФЗУ. Работал на московском автозаводе.

В Красной Армии с 1931 года. Окончил военную авиационную школу лётчиков. Член ВКП(б) с 1939 года. Участвовал в советско-финляндской войне 1939-40 годов. В боях Великой Отечественной войны с июня 1941 года.

Помощник командира эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка (10-я бомбардировочная авиабригада, ВВС Краснознамённого Балтийского флота) капитан Плоткин М.Н. в ночь на 8 августа 1941 года под руководством командира авиаполка полковника Преображенского Е.Н. участвовал в первом налёте советской авиации на столицу гитлеровской Германии - Берлин, а на следующий день, 9 августа 1941 года вторично бомбил его.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 августа 1941 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом геройство и мужество капитану Плоткину Михаил Николаевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 522).

После дерзких налётов на столицу "третьего рейха" и тылы врага отважный лётчик выполнял задачи по защите с воздуха города Ленинграда. 7 марта 1942 года при выполнении боевого задания майор Плоткин М.Н. погиб. Похоронен в городе-герое Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) на кладбище Александро-Невской Лавры (Коммунистическая площадка).

Награждён 2-я орденами Ленина, орденом Красного Знамени.

Биография предоставлена Уфаркиным Николаем Васильевичем (1955-2011)

Источники Герои огненных лет. Книга 1. М.: Московский рабочий, 1975 Герои Советского Союза Военно-Морского Флота. 1937-1945. - М.: Воениздат, 1977

Наградной лист
На командира 2-й авиаэскадрильи 1-го Авиаполка 8-АБ ВВС КБФ Героя
Советского Союза Капитана Плоткина Михаила Николаевича. Орден
Красное Знамя
Год рождения – 1912 года
Национальность – еврей
Со. Положение и происхождение – рабочий из рабочих
Партийность и стаж – член ВКБ (б) с 1932 года
С какого времени в РККФ – с 1931 года

Участие в гражданской войне – не участвовал
Ранения и контузии – не имеет
Предоставлялся ли ранее к награде и за что – в 1940 г. за образцовое
выполнение боевых заданий в войне против белофиннов. В 1941 году за
героизм при выполнении боевых заданий против германского фашизма.
Какие имеет поощрения и награды и за что – Орден Ленина – 1940 год,
Присвоено звание Герой Советского Союза – 13.08.1941 год.
Служба в белой или других буржуазных армиях и пребывание в плену – В
белой армии не служил, в плену не был.
Капитан т. Плоткин за период войны против германского фашизма сделал
56 боевых вылетов. Летал бомбить военно-морские базы; Мемель, Штеттим,
Кенигсберг, Або, Виндава и Котка. Бомбовым ударом громил танковые
колонны противника у г. Двинска, Пскова, Чудова, ов. Самро, четыре раза
бомбил г. Берлин. За героизм проявленный при бомбоударах по городу
Берлин капитану т. Плоткину 13.08.1941 присвоено звание Герой Советского
Союза.
С 20-го августа совершил 14 успешных боевых вылетов, из них 6 вылетов
ночью. В сложных метеоусловиях произвёл бомбардировочный удар по ж/д
станции Псков, в результате бомбоудара разрушено здние и ж/д полотно.
Наблюдались большие очаги пожаров. Бомбил аэродром Гривочки, бомбы
сброшены на северо-восточную часть аэродрома, после удара возникли очаги
пожара, экипаж был обстрелян сильным зенитным арт. огнем.
С высоты 150 метров бомбил станцию Нарва и Кингисепп, разрушено
станционное здание, ж/д полотно и часть вагонов эшелона стоящего на
станции. Подтверждено спер. сводками АП.
За произведенные 14 успешных боевых вылетов заслуживает
Правительственной награды.
Командир 1-го авиаполка Герой Советского Союза Полковник
(Преображенский)
Военком 1-го Авиаполка Полковой комиссар (Оганезов)
28 декабря 1941 года.
Достоин правительственной награды Ордена «Красное Знамя».
Командир 8-й авиабригады половник (Логинов)
Военком 8-й авиабригады Бригадный комиссар (Александров)
30 декабря 1941 года.

25.12.2013 12:04

Во второй половине 60-х годов в отечественном лексиконе еще отсутствовали такие слова, как «продюсер», «импресарио», «менеджер». Тем не менее, люди этих профессий в нашей стране уже начали появляться. Михаил Плоткин был одним из первых отечественных продюсеров… Мы стали расспрашивать его о работе продюсером в те далекие советские годы, и он с увлечением начал свой рассказ.

Михаил Владимирович, скажите, как вы в те далекие времена назывались официально?

Я был бригадиром.

Серьезно! А в моей трудовой книжке было написано «рабочий по перемещению музыкальных инструментов». Зарплата у меня тогда была 62 рубля 50 копеек в месяц. Плюс один рубль с копейками суточные во время гастролей. И всё! Никаких премиальных у меня тогда не было. Позже я стал заведующим художественно-постановочной частью и тогда уже получал 110 рублей в месяц, сорок процентов премиальных плюс суточные 2 рубля 60 копеек. Когда мне повысили зарплату, я с волнением подсчитывал, сколько заработаю на суточных, когда поеду на гастроли. По тем временам такие суточные были для меня настоящим кладом!.. В то время действительно еще не было ни продюсеров, ни импресарио, ни менеджеров. Но всё идет вперед. Не хочу говорить о коллегах плохо, но когда я вижу некоторые афиши, на которых написано «импресарио» или «продюсер», то становится грустно. Ведь продюсер – это тот, кто по-настоящему вкладывает свои деньги и силы в своих артистов, раскручивая их. Но у нас далеко не все такие. В первую очередь к настоящим продюсерам я отношу Бари Каримовича Алибасова. В 80-х годах он со своей рок-группой «Интеграл» собирал аншлаги, ее очень любила публика. Позже он создал не менее популярную группу «На-На»…

А с чего вообще началась ваша карьера в шоу-бизнесе?

Мой папа был музыкантом. Он играл в разных ансамблях ударником. И вот когда он работал в театре «Ромэн», я, жидовский ребенок, однажды вышел на сцену с цыганскими ребятами и выиграл конкурс. В результате попал в цыганский театр с детской ролью в спектакле «Мариана Пинеда» по пьесе Федерико Гарсии Лорки. Представляете? Я уже тогда играл в одном спектакле с Николаем Алексеевичем Сличенко и его женой Тамиллой Агамировой! Но потом мой папа умер, и я пошел по еврейской стопе – в торговлю. В шестнадцать лет моя мама устроила меня в магазин продавцом. Да-да, я торговал обувью. Самое интересное, что во мне уже тогда начали проявляться администраторские способности. Я обнаружил, что в магазине на Красной Пресне такая же обувь стоила на три рубля дешевле. И я там покупал, а у себя продавал. Поймите, я рос в бедной семье. Папа был музыкантом, он не был дельцом. Мама работала только в молодости, когда поднимала троих детей. Когда папа умер, я ушел из школы и стал работать… Из обувного магазина я перешел в магазин инструментов, что был на Кировской. Продавал всякие напильники, плашки, метчики. И вот однажды в «Вечерке» я прочитал объявление, что популярные артисты-куплетисты Александр Шуров и Николай Рыкунин объявили конкурс в свою студию при Театре Эстрады. И вот я, будучи продавцом, пошел туда. Вышел, станцевал, и Рыкунин мне говорит: «Цыган, идите сюда». Ему очень понравился мой цыганский танец. Так я и попал к этим артистам. Они взяли меня в свою студию, которая располагалась в ДК «Метростроя» на Курской. И можете себе представить? Хореографию там нам преподавал сам Борис Сичкин! Потом Шуров и Рыкунин что-то во мне увидели и предложили устроиться к ним работать. Я тут же бросил торговлю и с огромной радостью пошел к ним рабочим по перемещению музыкальных инструментов на зарплату 62 рубля 50 копеек. Я уже тогда почувствовал, что пришел в своё. Постепенно Шуров и Рыкунин начали выпускать меня на сцену. Я выходил на одну сцену с квартетом «Аккорд», ансамблем «Советская песня», Леонидом Гариным! Затем Шуров и Рыкунин поехали за границу, а рабочих туда не брали. И Москонцерт, в котором я тогда числился, отдал меня работать к знаменитому миму Борису Амарантову. Помните, он еще в фильме «Попутного ветра, «Синяя Птица» какого-то шпиона играл? Он был безумно популярен! Люди шли на большие сборные концерты лишь ради одного номера Бориса Амарантова «Ке-ля-ля»... А позже Москонцерт перевел меня к певцу Эмилю Горовцу. И тоже рабочим по перемещению музыкальных инструментов.

В конце 60-х в СССР появился новый уникальный музыкальный жанр – ВИА. Вы были одним из тех, кто стоял у его истоков.

Я работал с Эмилем Горовцом, и в один прекрасный день он мне говорит: «Мишенька, я собираюсь уезжать из страны, на меня начались гонения, подумай, пожалуйста, о своей дальнейшей работе». И меня пригласили в хореографический ансамбль Тамары Головановой «Сувенир», предложив очень хорошие условия работы – заведующим художественно-постановочной частью с окладом 110 рублей. Это тоже было всё в рамках Москонцерта. В «Сувенире» я развернул бурную деятельность. Ездил в Ленинград, доставал там пуанты, в театре Станиславского и Немировича-Данченко я нашел для танцоров обувь, с помощью журналистки Валентины Александровны Терской организовал о «Сувенире» шикарную статью в журнале «Эстрада и цирк», и т. д. То есть фактически я уже выполнял работу администратора. А в «Сувенире» в то время танцевала Танечка – на тот момент супруга руководителя «Веселых ребят» Павла Яковлевича Слободкина. Более того, у Слободкина еще работал звукорежиссером и Эдуард Назаров – бывший музыкант Эмиля Горовца. От них-то Павел Яковлевич узнал обо мне и пригласил к себе директором. В мои обязанности входили не только концерты «Веселых ребят», но и костюмы. В общем, я осуществлял общее техническое руководство. А всей музыкой, естественно, занимался Павел Яковлевич Слободкин. В авторы или соавторы песен, в отличие от некоторых моих коллег, я попасть не стремился… Вспоминаю, как когда-то мне для ансамбля «Надежда» приносил свои песни композитор Илья Словесник. И он тогда мне предлагал быть соавтором его песен. Я счастлив, что Господь был тогда со мной и уберег от этого соблазна. Я сказал Словеснику: «Я не хочу чужого, мне достаточно того, что я делаю». А представьте, если бы я тогда согласился. Прошло бы время, и сегодня Словесник бы про меня всем говорил: «Козёл он, этот Плоткин. Вписался ко мне в соавторы, а теперь получает мои авторские»… Итак Слободкин тогда пригласил меня к себе на работу. Позже он не раз мне говорил, что у меня он тогда очень многому научился. Всему, чему я в свою очередь научился у Эмиля Горовца: тому, как правильно организовывать концерты, тому, что артистам надо подавать дорогие машины и селить их в люксы. Еще Эмиль Горовец меня постоянно учил: «Ни у кого ничего не проси. Всегда делай так, чтобы просили у тебя».

Сколько вы проработали с «Веселыми ребятами»?

Где-то пару лет. Потом перешел работать в «Самоцветы».

Эти ансамбли шли разными путями. «Веселые ребята» не заигрывали перед властями, никогда не пели гражданских песен, играли в основном «фирмУ». «Самоцветы» же, наоборот, часто пели про комсомол, про БАМ, про «мой адрес Советский Союз», и т. д., благодаря чему они стали главным официальным ансамблем страны. Поэтому «Самоцветов», в отличие от «Веселых ребят», гораздо чаще крутили по радио и телевидению, они выпускали пластинки одну за другой. Скажите, именно это было решением перейти из «Веселых ребят» в Самоцветы»?

Скажу честно: не из-за творчества. Руководителя «Самоцветов» Юрия Маликова я знал еще до Павла Слободкина, когда он работал контрабасистом у Горовца. А может и еще раньше… Сейчас уже точно не помню, но вроде бы из-за какой-то ссоры со Слободкиным я решил от него уйти. И Юрий Федорович стал тогда приглашать меня к себе. Вообще, все эти переходы – это жизнь, без этого просто невозможно… В общем, благодаря дипломатичности Юрия Маликова к нему я перешел без каких-либо проблем. Хочу подчеркнуть, что «Самоцветы» тогда еще выступали в полупустом зале летнего театра ЦДСА, в то время как «Веселые ребята» собирали дикие аншлаги в Лужниках. Кстати, тогда вслед за мной из «Веселых ребят» в «Самоцветы» также перешел и солист Юрий Петерсон. А в то время все девочки от него просто с ума сходили! Он был саксофонист, солист - не так, чтобы красавец, но секси. Нет, он не наш, еврейчик, он – прибалт. И тогда из-за Петерсона очень много публики «Веселых ребят» перешло к «Самоцветам».

Помните ли вы вашу самую первую загранпоездку?

В свою самую первую загранпоездку я съездил с «Веселыми ребятами» в Чехословакию. Помню, когда мы туда приехали – а это был 1970 год, то есть всего пару лет спустя после знаменитых чехословацких событий 1968 года, - у нас на автобусе кто-то написал: «Убирайтесь вон, совеЦкие собаки!» И когда мы с «Веселыми ребятами» работали в Праге в зале «Люцерна», чехи из-за тогдашнего негативного настроя ко всему советскому сильно окрысились на Павла Слободкина за песню на военную тему – о памяти павших отцов и дедов. Чехи даже не давали ставить «Веселым ребятам» нормальный свет на сцене. Был целый скандал. И Павел Яковлевич сделал потрясающий ход. Он посадил за рояль солиста «Веселых ребят» Леонида Бергера и попросил его, чтобы тот проверил микрофоны. И когда Лёня запел, то у всех чехов отвисли челюсти. Помню, чехи сказали мне: «Пан менеджер, то не советский певец, то ви купили его для тур по Чехословакия». Они даже не могли себе представить, что так могут петь советские исполнители! И после этого у них уже больше не возникало никаких разговоров и претензий.

Скажите, а с советскими органами безопасности вам иметь дело приходилось?

Была у меня очень интересная история. В то время я работал с «Самоцветами». Это было не то в 1972, не то в 1973 году, уже и не помню. Вы знаете, когда человек рассказывает о себе всё точно, считайте, что половину он врёт… Так вот однажды прихожу в Москонцерт, а мне и говорят: «Миша, зайди в отдел кадров». Зашел, познакомился там с каким-то человеком. И он мне говорит: «Хотелось бы с вами встретиться». Приезжаю в какой-то жилой дом, что рядом с метро «Сокольники», нажимаю кнопку звонка. Дверь открывает женщина в фартучке. Захожу, а на меня с портрета, что висит на стене, смотрит товарищ Дзержинский! И тот человек, что меня туда пригласил, говорит: «Здрасьте. Я знаю, что вы собираетесь ехать в Чехословакию с «Самоцветами». Вы же там уже с «Веселыми ребятами» были, правильно?» Я говорю: «Был». Он мне: «У нас к вам большая просьба. Мы вам дадим телефон нашего человека. И обо всем, что вы увидите там недостойного по отношению к советским артистам, пожалуйста, телефонируйте ему». Я был сильно удивлен такому предложению… К счастью, дожив до нынешнего возраста, сегодня я всем людям могу нормально посмотреть в глаза. Меня потом еще не раз вызывали и предлагали стучать, но я твердо стоял на своем: «Я из Марьиной Рощи, маленький такой еврей. Я ничего не знаю. А если бы и знал, то тоже бы не сказал, но я ничего не знаю»… Я знавал в своей жизни некоторых людей, которые хвалились: «Меня тоже вызывали, но я их послал!» Так вот считайте, что такие абсолютно точно стучат. Потому что всё это вранье, никто никогда у них там не выпендривается. Ни раньше, ни сейчас, ни завтра. Когда ты приходишь в органы, ты попадаешь в их руки.

В середине 70-х годов появился вокально-инструментальный ансамбль «Лейся, песня», и на его пластинках ваше имя уже значилось в качестве руководителя – на пару с Валерием Селезневым. То есть до этого вы работали при других руководителях, а теперь сами стали руководителем ВИА. Как вы к этому пришли?

Валерий Селезнев в то время был соло-гитаристом «Самоцветов». Потом он из «Самоцветов» ушел, и его пригласили в ансамбль «Витязи» Кемеровской филармонии, который позже переименовали в «Лейся, песню». Вся музыка, аранжировки «Лейся, песни» были сделаны Валерием. Хорошо, что туда пришел еще и я, хотя, конечно, при плохой музыке я в одиночку тоже ничего не смог бы сделать. Ведь сначала – творчество, потом всё остальное… От Маликова я ушел сначала в музыкальный спектакль «Порги и Бесс». И доказал, что могу успешно работать и с таким тяжелым проектом. Ведь одно дело ВИА и совсем другое – «Порги и Бесс». Лишь потом на меня вышли «Лейся, песня», ведь меня тогда уже многие знали. И большое спасибо Светлане Анатольевне Масляковой, благодаря которой «Лейся, песню» сразу же показали на телевидении в передаче «Служу Советскому Союзу» с шестью песнями!

После выпуска «Лейся, песней» нескольких маленьких пластинок вскоре ваше имя исчезло из руководителей, остался один Валерий Селезнев. Что же тогда произошло?

К сожалению, Валерий Селезнев и с ним еще несколько очень талантливых ребят, среди которых был и солист Владислав Андрианов, не выдержали бремени славы. Они стали вести себя немножко звездно. К тому же еще и выпивать начали. Стали считать, что я уже больше им не нужен. Они начали вести себя по отношению ко мне не очень корректно, дескать «мы сами с усами». Хотя худсовет, который принимал первую пластинку «Лейся, песни», я не только сам организовал, но и сам привозил на нашу базу. Такого раньше никогда ни у кого не было. И песни к этой пластинке тоже подбирал я. Я как бы для прикрытия взял просоветскую песню Романа Майорова «Люблю тебя, земля» и лирическую песню с армейской тематикой Серафима Туликова «Последнее письмо». Тогда я рассуждал так: одна песня просоветская, другая – Туликова, против которого тоже никто не осмелится возражать. И к этим двум песням добавил третью – «Прощай» никому тогда еще не известного композитора Вячеслава Добрынина. Именно она своей новизной была на две головы выше, чем всё то, что вообще было на нашей эстраде. «Прощай» тогда сразу взбудоражила всю страну. А следующей пластинкой «Лейся, песни» был миньон с песнями Давида Тухманова, с которым я познакомился, еще когда работал у Эмиля Горовца. Помните, на той пластике была знаменитая «Песенка про сапожника»?

Потом вы, уйдя из «Лейся, песни», организовали ваш собственный ВИА «Надежда». И вот если взять вышеприведенную аналогию сравнения «Веселых ребят» с «Самоцветами», то получается, что «Лейся, песня», из которой вы ушли, тяготели к «фирменным» песням, а в репертуаре вашей «Надежды» появилось много песен с гражданской тематикой – о комсомоле, БАМе, и т. д. Почему вы тогда пошли по пути «Самоцветов», а не по пути «Веселых ребят»?

Потому что я понимал, что при существовавшей тогда у вокально-инструментальных ансамблей сильной конкуренции я иначе не выскочу. Кстати, название «Надежда» нам придумал Чермен Касаев – заведующий отделами эстрадной песни Всесоюзного радио и Центрального телевидения. При очередной встрече с поэтом Николаем Добронравовым, он вдруг воскликнул: «Мишка, есть название! «Надежда». Потом перезвонил мне вечером, и сказал, что с Пахмутовой и Добронравовым он обо всем договорился.

Когда у вас была «Надежда», созданная вами «Лейся, песня» продолжала существовать. Интересно ли вам было следить за их творчеством?

Нет. Я был обижен на Валеру Селезнева и Влада Андрианова, царство им небесное. Ведь после моего ухода из «Лейся, песни» с Селезневым начало происходить примерно то, что было с Борисом Николаевичем Ельциным. Рядом с Валерой стали крутиться всякие жулики, которым очень легко было управлять пьяницей. И все были довольны, что я им больше не мешал. Поэтому фактически «Лейся, песней» руководили все, кто хотел. Просто стригли на этом бабки – и всё.

Одним из самых ярких солистов «Надежды» был Игорь Иванов, который из «Лейся, песни» ушел к вам в «Надежду». Но потом он уходил из «Надежды» в «Поющие сердца», затем снова возвращался в «Надежду». Почему?

Игорь, как и многие другие музыканты, вкусил славы и ушел в «Поющие сердца». Съездил с ними за границу, что, наверное, его и подвигло тогда от меня уйти. «Поющие сердца» были более выездными, чем мы. А потом, когда, наверное, понял, что у меня условия были более человеческими, чем у них, он вернулся. После возвращения я пробил Игорю ставку уже не как артиста ВИА, а как вокалиста, что по тем временам было очень тяжело. Но самое главное, я благодаря своим связям выбил для него разрешение работать целым отделением.

Сейчас вы с Игорем Ивановым общаетесь?

Да, мы дружим.

Руководители вокально-инструментальных ансамблей переманивали друг у друга солистов очень часто. Скажите, руководители из-за этого сильно враждовали друг с другом?

Думаю, что нет. Лично у меня разборок с другими руководителями вообще никогда не было. Как поется в одной песне, «если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло».

Скажите, с Аллой Пугачевой вам когда-либо работать приходилось?

Приходилось. Еще в 60-х годах, когда я работал у Эмиля Горовца, я дружил с Юрием Павловичем Беловым – режиссером, педагогом, заведующим отделения эстрады и клоунады Циркового училища. И однажды он попросил сделать гастроли его студентам. Нам тогда нужна была пианистка, и к нам пришла милая очаровательная девочка Алла Пугачева. Когда я узнал, что она еще и потрясающе поет, я попросил в Росконцерте, чтобы ей дали ставку чуть побольше, чем остальным. И Пугачева стала получать не как аккомпаниатор, а как вокалистка: пять рублей за выступление и еще четвертушку (25% от ставки – авт.) за аккомпанемент. То есть шесть двадцать пять за концерт.

Сейчас у вас с ней какие отношения? Дружите?

В начале 80-х годов, еще до Перестройки, в СССР мода на ВИА начала спадать. И многие руководители вокально-инструментальных ансамблей стали на их базе создавать новые поп- и рок-группы. Виктор Векштейн на базе «Поющих сердец» создал «Арию», Матвей Аничкин свои «Молодые голоса» переделал в «Круиз», Игорь Гранов из «Голубых гитар» сделал синтез-труппу «Игра», у Сергея Березина вместо «Пламени» появился «Нескучный сад» и т. д. Почему вы не преобразовали в какую-нибудь подобную группу свою «Надежду»?

На самом деле я тоже предпринял тогда попытку сделать на базе «Надежды» «Вираж». У меня даже где-то их фотки сохранились. Но «Вираж» поработал совсем немного. Уже не помню, почему у нас не получилось. Наверное, у меня просто не хватило сил.

А вообще почему «Надежда» тогда прекратила свое существование?

Потому что она перестала быть интересной. Да и я сам уже тогда начал серьезно подумывать об отъезде из страны.

В каком году вы уехали из СССР в Америку?

В 1994-м. Мой отъезд никак не был связан с ситуацией в стране, меня, как других уехавших, тогда никто не душил. Причины были исключительно личные. Моя мама – а для меня это всегда был человек номер один – себя здесь очень плохо ощущала. К тому времени вся наша родня уже выехала из России, маме очень хотелось к своим. И мы поехали в Нью-Йорк. Там я встретил маминого брата. Потом в доме собралась вся наша родня. Мне казалось, что мама наконец-то обрела счастье, оказавшись среди своих. Но счастье, увы, было недолгим. Я понял, что там нет родственников и там практически нет друзей. В России это гораздо крепче. Я очень быстро это сообразил и в 1996-м году уже вернулся обратно в Россию… Кстати, когда однажды я в Америке зашел в кассу за пособием по безработице, рядом стояли наши люди и кивали на меня: «О, вы знаете, это тот, который первый раз Пугачеву на концерты повез. Помните? Это он был!» И это самое «я был» меня сильно угнетало. А у мамы уже тогда случился первый микроинсульт, и я посчитал, что должен сделать все для того, чтобы она, не дай Бог, не осталась лежать в той земле, куда к ней вообще никто не придет.

Живя в Америке, если не секрет, чем вы зарабатывали на жизнь?

Во-первых, я получал пособие. Но я, конечно же, и там тоже попробовал себя в качестве продюсера. Решил организовывать концерты русских артистов для русской публики. И вы знаете, это была победа! Ведь обо мне там тоже были наслышаны. Короче, я вышел на людей, которые субсидировали мой проект. И года не прошло с моего приезда, а я уже проводил по городам Америки гастроли Ирины Аллегровой, Ефима Шифрина и Михаила Шуфутинского. А потом и вовсе придумал соединить этих артистов в одном концерте. Это шоу, которое прошло в одном из ведущих залов Нью-Йорка, называлось «Три звезды».

Во второй половине 90-х годов на волне ностальгии стали снова возрождаться старые вокально-инструментальные ансамбли. Не было ли уже тогда у вас мысли возродить «Надежду»?

Первый сообразил это сделать Юрий Маликов со своими «Самоцветами», и я по белому ему завидовал. Он смог это сделать, потому что, в отличие от меня, он более жесткий и правильный человек, он знает себе цену. Я же более мягкий, чем он.

Многие наши звезды, включая Аллу Пугачеву, в разное время работали в вокально-инструментальных ансамблях. И я не раз слышал такое мнение, что тем, кто стали звездами, сегодня нет необходимости возвращаться во вновь возрожденные ВИА. Значит, получается, ВИА сегодня – это ансамбли, состоящие из неудачников. Правильно?

Наверное, так и есть. Вот, посмотрите. Владимиру Кузьмину не надо возвращаться в ВИА, Николаю Носкову не надо возвращаться, и Игорю Иванову тоже не надо. Все они знают себе цену и понимают ее. Вот Елене Пресняковой здесь сложнее… Так что, скорее всего, вы правы. Те, кто знает себе цену, - им возвращаться в ВИА не надо, потому что им не приходится сводить концы с концами. За вокально-инструментальные ансамбли хватаются неудачники. Даже если взять меня, - есть сегодня моя «Надежда» или нет, мне не так сильно важно. Потому что, я, слава Богу, работаю как режиссер, как продюсер, и меня многие знают, поэтому приглашают. А те, у кого сегодня нет вообще ничего, хватаются за эти ВИА, как утопающие за соломинку, пытаясь прикрыться хоть чем-нибудь.

Сегодня ансамбль «Надежда» Михаила Плоткина существует?

Практически нет. Потому что, как я понял, спрос на тот репертуар, который есть у «Надежды», очень небольшой. И это при том, что когда у меня в то время был нормальный коллектив с потрясающими «дудками», мы же пели не только просоветские песни. У нас же еще были крепкие шлягеры Вячеслава Добрынина, Давида Тухманова… Вообще, я вижу, что сегодня из ВИА по-настоящему работают лишь «Самоцветы» Юрия Маликова. Все остальные только пытаются работать.

Поскольку вы являетесь продюсером, не хотите ли создать свой продюсерский центр?

Никогда в жизни!

Почему?

К сожалению, сегодня все по-другому. Во-первых, люди, которые приходят к продюсерам, попев пятнадцать минут в караоке, уже считают себя артистами. Вот недавно один такой человек дал мне послушать, как он поет. Я послушал, объяснил, что ничем не могу ему помочь. А он начал меня доставать своими звонками… Во-вторых, в каждого такого исполнителя надо вкладывать много своих сил и денег. А у меня и финансовых возможностей таких нет, плюс я бы не стал рисковать. У меня уже было, когда меня кидали. Я больно пережил предательство, через которое прошел. Ну ладно бы еще, что эти люди предавали меня по серьезному, а то ведь за копейки.

На ваш взгляд, каково сегодня состояние отечественной эстрады?

Сегодня я вообще не вижу у нас никакой эстрады.

Хорошо, пусть не эстрада, а поп-музыка.

Ммм… Либо я до этого не дорос, либо перерос. То, что я сегодня вижу, не вызывает у меня большого и серьезного интереса. Всё настолько неграмотно и нечисто, даже не по посылу и репертуару, а по исполнению. Раньше в эстраду шли сначала играть и петь, а потом уже получать деньги. А сейчас – сначала получить деньги, а потом петь и играть, если получится.

А что вы скажете насчет нынешнего состояния школы российских продюсеров? И есть ли настоящие продюсеры у нас вообще?

Сегодня все идет от финансов, и мне тех людей, которые занимаются как бы продюсированием, немного жалко. Потому что многие просто «попадают» на деньги. Вот мы часто ругаем старые советские годы. Но тогда я мог брать певцов, музыкантов, те же «дудки». Я понимал, что есть зарплата, что потом будет все лучше и лучше. А сегодня с чего начинать? Либо надо отдать все свои собственные сбережения, либо надо быть безумно богатым, чтобы не ощущать особых потерь. Либо надо просить деньги у спонсоров, но я на это ни за что не пойду. Потому что тогда начнут командовать спонсоры, которые вообще в этом деле ничего не понимают. Да, тот, кто платит, тот заказывает музыку. Но пусть они свою барыню танцуют без меня, я с нашими еврейчиками станцую «семь-сорок».

Как, по-вашему, следует решить проблему нормального продюсирования и снова начать создавать звезды на нашей эстраде?

Не знаю. Потому что те, кто сегодня сам себя называет продюсерами, никакие на самом деле не продюсеры. Они дельцы и нахалы. Они выдают желаемое за действительное. Они врут себе, врут своему окружению, врут людям… Вспоминаю, что когда появился Николай Басков, его тогдашний администратор Рашид Дайрабаев мне сказал: «Миша, посмотри, вот хороший парень». И у Рашида с его великолепными деловыми качествами тогда образовался превосходный тандем со спонсором Баскова Борисом Исааковичем Шпигелем. В результате Басков состоялся как артист. А два года назад у Бориса Шпигеля появился новый артист Дмитрий Даниленко. Говорили, что это будущий второй Басков. И при той ситуации первый Басков должен был быть уничтожен. Но где тот мальчик? Что толку от денег Шпигеля? Нету второго Баскова! Это я к тому, насколько важна работа нормальных администраторов и продюсеров.

Великая Отечественная война – одно из самых значительных событий русской истории. Она показала всему миру, на что способен советский народ, его храбрость, мужество, отвагу и силу. Внушительный вклад в победу над фашистской Германией внес советский летчик Михаил Николаевич Плоткин.

Михаил Плоткин (Меер Плоткин) родился в 1912 году в посаде Ардонь Черниговской губернии (в настоящее время – Клинцовский район Брянской области) в семье еврейского учителя Нисона Плоткина. Вместе со своим братом Меер Плоткин учился в хедере их отца. (О проблемах современного еврейства: https://kompromat.wiki/Вячеслав_Моше_Кантор:_общественная_работа_и_значимые_проекты) После закрытия хедера в 1922 году он перешел в семилетнюю школу, а в 1929 — поступил в школу ФЗУ (фабрично-заводского ученичества) при заводе АМО в Москве, где учился на токаря. Михаил Плоткин собирался стать токарем, но через год был направлен на вечерние курсы авиационных техников при Военно-воздушной академии им. Н. Е. Жуковского. После окончания курсов Михаил ушел добровольцем в Красную армию, а потом поступил в военную школу морских летчиков в Ейске. После ее окончания он ушел служить в морскую авиацию Балтийского флота. Через некоторое время он стал командиром звена, а позже командиром эскадрильи.

Нужно отметить, что советская морская авиация была впервые широко использована в советско-финской войне (1939 – 1940гг.). Именно тогда советские бомбардировщики совершили налет на Хельсинки, который сопровождался большим количеством жертв среди мирного населения и, как следствие, вызвал возмущение Запада. Поэтому советские историки предпочитали молчать о Хельсинском налете, в котором участвовал и старший лейтенант Михаил Плоткин, командир звена эскадрильи 1-го Минно-торпедного авиаполка (МТАП) авиации Балтийского флота (БФ). В той войне Плоткин получил опыт летного мастерства, а также бомбометания, минных постановок и торпедных атак, а за мужество и отвагу был награжден орденом Ленина.

Когда началась Великая Отечественная война, балтийские летчики стали совершать вылеты над морем и сушей, так как гитлеровцы вышли на дальние подступы к Ленинграду. Эскадрилья Михаила Плоткина участвовала в торпедировании гитлеровских судов, минировании коммуникаций, нанесении бомбовых ударов по танковым колоннам в районе Либавы, Двинска, Пскова, Таллина, Риги, на переправах под Лугой. Но немецкие войска продолжали продвигаться вглубь СССР.

В конце июля 1941 года фашистские ВВС совершили первые массированные налеты на Москву, которые имели не только военное, но и политическое значение: в скором времени в немецких СМИ появились пропагандистские сообщения о том, что в результате массированных налетов фашистских бомбардировщиков на Москву советская ударная авиация была уничтожена. Немецкая пропаганда уверяла, что можно было не опасаться налета советских бомбардировщиков на Берлин.

Немецкая пропаганда ошибалась. Советская авиация была жива. Проблема была в том, что совершить налет на Берлин из Ленинграда и вернуться обратно советским бомбардировщикам ДБ-3 и ДБ-3Ф было не под силу: не хватило бы топлива. Тем не менее, через несколько дней после налетов на Москву было решено нанести бомбовый удар по военным объектам Берлина. По расчетам, остров Эзель (Саарема), юридически принадлежавший СССР, но фактически находившийся в тылу гитлеровцев на территории оккупированной Эстонии, был идеальным место дислокации советских бомбардировщиков.

1 августа 1941 года 15 самолетов ДБ-3 вылетели в сторону острова Эзель. Среди них был и самолет командира 3-й краснознаменной эскадрильи 1-го МТАП ВВС БФ Михаила Плоткина, зарекомендовавшего себя одним из лучших летчиков, имевших подготовку для полета в ночных условиях. В предстоящей операции он был назначен командиром звена управления авиагруппы.

Когда самолеты прибыли на Эзель, началась подготовка к боевой операции, продолжавшаяся несколько дней: были уточнены варианты полетов, рассчитаны бомбовые нагрузки, определены запасы горючего, получены карты Берлина, проведена первая «репетиция» — бомбовый удар по городу и порту Свинемюнде (Польша), произведен разведывательный полет в районе Берлина. В результате обсуждений было решено вылетать засветло, так как ночи на Балтике в августе намного короче тех 7 – 8 часов, которые были необходимы для полета.

В ночь с 7 на 8 августа началась боевая операция – в небо взмыли дальние бомбардировщики ДБ-3. Погода им не благоприятствовала: видимость была плохой. Однако когда самолеты пролетали недалеко от города Штеттина, облака рассеялись, и они были замечены гитлеровцами. Но гитлеровская пропаганда сыграла с ее создателями злую шутку: на аэродроме недалеко от Штеттина были включены огни взлетно-посадочной полосы – советских летчиков приглашали на посадку. Фашисты поверили в то, что стратегической советской авиации не существовало, и приняли советские бомбардировщики за немецкие.

Но самолеты проследовали дальше в сторону Берлина. И вот уже ночью 8 августа советские бомбардировщики нанесли удар по стратегическим объектам Берлина. В числе этих бомбардировщиков был и экипаж Михаила Плоткина, отлично выполнивший свою часть операции. Вместе с бомбами на город посыпались листовки и советские газеты – Берлин должен был знать, что советская авиация существует. После успешного окончания боевой операции вся группа вернулась обратно на аэродром острова Эзель.

Налет советской авиации на Берлин застал врасплох нацистское военное и политическое руководство. Чтобы еще усилить морально-политический эффект от бомбовых ударов советской авиации по столице гитлеровской Германии советское командование после возвращения авиагруппы на базу приняло решение следующей ночью совершить еще один налет на столицу Третьего рейха. В нем также участвовал Михаил Плоткин.

В общей сложности в период с 8 августа по 4 сентября 1941 года советской авиагруппой было произведено 10 налетов на Германию, в пяти из которых участвовал Михаил Плоткин. 13 августа 1941 года за прекрасно проведенные операции по нанесению бомбовых ударов по Берлину Михаил Плоткин получил звание Героя Советского Союза.

На этом не закончились геройские подвиги Михаила Плоткина. После бомбежки Берлина он участвовал в операциях над Ладогой, бомбя вражеские самолеты, железнодорожные эшелоны и аэродромы. После этих боев он был удостоен еще одной награды – ордена Красного Знамени.

В марте 1942 года непревзойденному мастеру по минированию с воздуха Михаилу Плоткину было дано распоряжение заминировать фарватер перед портом Хельсинки. Интересным является тот факт, что в открытых публикациях советского периода название порта не упоминалось по политическим соображениям (советское руководство и советские историки умалчивали о нем, помня ужасный налет на Хельсинки в 1939 году, принесший много жертв среди мирного населения).

Это было последнее задание Михаила Плоткина. В ночь на 7 марта он незаметно подлетел к аэропорту Хельсинки, заминировал фарватер и лег на обратный курс. Однако когда до посадки бомбардировщика Михаила Плоткина оставалось всего двадцать минут, самолет упал на Землю.

Что же произошло в ту ночь в воздухе? Ответ на этот вопрос появился далеко не сразу – только спустя сорок с лишним лет после крушения бомбардировщика Михаила Плоткина стало известно, что произошло той ночью.

В ночь операции по минированию фарватера порта Хельсинки в небе стояла густая дымка, которая значительно ограничивала видимость. К цели летели несколько экипажей с временным интервалом в 10 минут. Однако один из экипажей не смог выдержать заданный временной интервал и недалеко от аэродрома посадки в районе города Сестроецка при ограниченной видимости врезался в самолет Михаила Плоткина. Оба самолета упали на землю.

Но почему об этом умолчали? На это есть несколько причин. Во-первых, по тем же политическим соображениям – военное и политическое руководство СССР не хотело, чтобы стало известно о тайной операции Михаила Плоткина: минировании фарватера порта Хельсинки. Во-вторых, в СССР о столкновении советских самолетов знали очень немногие. Об этом не сообщалось.

Эта утрата оказалась невосполнимой. По словам его боевых товарищей, Михаил Плоткин был отличным командиром эскадрильи и прекрасным летчиком. За свою короткую летную жизнь он успел совершить более 50 боевых полетов, бомбил Берлин, Кенингсберг, Данциг, Штеттин и Мемель. Он мог поддержать и в небе, и на земле. Михаил был открытым чутким человеком, смелым и хладнокровным бойцом.

Михаила Плоткина похоронили в Ленинграде в Александро-Невской лавре. В память о его подвигах в тот момент, когда гроб опускали в могилу, по позициям врага ударили военные корабли, орудия фортов и береговых батарей.

В память о герое именем Михаила Плоткина позже назвали улицы в Клинцах и во Ленинградской области, а его бомбардировщик, на котором он героически бомбил Берлин, разместили в Музее обороны Ленинграда.

В 2012 году исполнилось 100 лет со дня рождения храброго летчика и 70 лет со дня его гибели.

Михаил Плоткин героически погиб, прожив короткую, но яркую жизнь. Несмотря на то, что он погиб задолго до окончания Великой Отечественной войны, его вклад в победу неоспорим, а его имя вошло как в историю советской военной авиации, так и в историю Великой Отечественной войны.

г. Всеволожск, угол ул. Плоткина и Всеволожского пр., памятный знак Плоткину М. Н., Герою Советского Союза

Герой Советского Союза (13.08.41). Награждён двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени.

Родился в семье служащего. Еврей. Окончил семилетку и школу фабрично-заводского ученичества. Работал на Московском автозаводе.

В РККА с 1931 г. Окончил Школу морских летчиков и летнабов им. Сталина в г. Ейске.

Член ВКП(б) с 1939 г.

Участвовал в советско-финской войне. Был командиром звена 3-й эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС Балтийского флота. Награжден орденом Ленина.

30.11.39 г. участвовал в бомбардировке Хельсинки в составе эскадрильи под командованием капитана Токарева.

Всего совершил более 50 боевых вылетов.

В 1940 г. был назначен командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го мтап.

Участвовал в Великой Отечественной войне с июня 1941 г. Был командиром 3-й Краснознаменной эскадрильи 1-го минно-торпедного авиаполка ВВС БФ.

30.06.41 г. участвовал в уничтожении немецкой переправы через Даугаву.

29.07.41 г. по приказу Ставки ВГК на базе 1-го мтап ВВС БФ была создана авиагруппа особого назначения в составе двадцати экипажей. Основной задачей авиагруппы являлось нанесение бомбового удара по столице фашистской Германии.

Капитан Плоткин был назначен командиром звена управления авиагруппы.

В ночь с 7 на 8.08.41 г. участвовал в первом налете на Берлин.

13.08.41 г. капитану Плоткину Михаилу Николаевичу было присвоено звание Герой Советского Союза.

20.08.41 г. капитан Плоткин едва не погиб.

Рассказывает писатель Виноградов: «Он еще с утра почувствовал легкое недомогание, однако врачу при медосмотре об этом не сказал. Его самолет был готов к вылету, и он не мог и думать о том, что кто-то другой поведет его машину. Кружилась голова, ему было жарко, хотя в кабине 32 градуса ниже нуля. Мешала кислородная маска, так и хотелось ее сбросить с горячего лица. Но нельзя, задохнешься, высота более 6000 метров, а опуститься ниже невозможно - над морем кучевые облака. Самое разумное было бы вернуться в Кагул, предварительно сбросив бомбовый груз на запасную цель. Но что подумают о нем друзья? Нет, надо обязательно достичь Берлина, а на обратном пути можно будет передать управление штурману лейтенанту Рысенко, самому же немного отдохнуть.

Полчаса полета в огне от Штеттина до Берлина требовали от летчиков предельного напряжения. Тут не зевай, иначе собьют. Помнил это и Плоткин. Голова кружиться перестала, хотя по-прежнему было жарко. Все внимание - на приборы. Нервы натянуты, как струны: в любой момент может встретиться немецкий истребитель, и надо маневром мгновенно уйти от его щупалец-фар.

Под нами Берлин! - доложил Рысенко.

Кольцо огня позади, над городом зенитки не стреляли. Рыскали одни истребители-перехватчики, но во тьме им было очень трудно уловить советские бомбардировщики.

Напряжение спало. И странно, вновь закружилась голова, перед глазами завертелись многочисленные стрелки на приборной доске, слились деления на картушкё компаса. Не хватало воздуха, под маской пот покрыл все лицо. Ох как хотелось сбросить ее, набрать полные легкие воздуха!

Рысенко ввел поправку в боевой курс. Его голос показался Плоткину далеким и чужим. И все же он инстинктивно сделал доворот вправо, хотя уже и не различал деления на компасе.

Цель! - громко сказал штурман.

«Дошли все же»,- с облегчением подумал Плоткин, начав разворот на обратный курс. Дальше он ничего не помнил, словно провалился в глубокую яму...

Рысенко вначале не понял, почему вдруг ДБ-3, переваливаясь с крыла на крыло, стал беспорядочно падать на затемненный город. Ясно, что машина потеряла управление. Но отчего? Зенитки не стреляли, ночных истребителей рядом нет.

Командир, командир, мы же падаем! - закричал он в микрофон. Ответа не было.

Командир, что с вами? Вы живы?! Команди-и-ир!

Ответа нет. А самолет падал, моторы работали приглушенно, на малых оборотах. Вот-вот машина могла войти в штопор, и тогда конец, ее не вывести.

Командир! - еще раз крикнул Рысенко, предполагая, что Плоткин, видимо, убит. Надо брать управление на себя. Лейтенант схватился за штурвал, пытаясь вывести самолет из падения. Безуспешно. Он все быстрее и быстрее устремлялся к земле. Рысенко выбивался из сил, но самолет его не слушался. Стрелка высотомера скатилась к цифре 4500. Они уже снизились почти на два километра!..

Очнулся Плоткин от тупого удара в голову. Вмиг сообразил, что он после сброса бомб потерял сознание и неуправляемый самолет стал падать на землю.

Надо немедленно вывести машину из падения. Он сбросил кислородную маску, схватился за штурвал. Скорость! В ней спасение. Полный газ. Двигатели взревели, заработали нормально. Хорошо, что ни один из них не успел заглохнуть. Высота 3000 метров. Где-то рядом аэростаты заграждения. Не напороться бы на них.

Падение прекратилось, самолет вновь стал послушен рукам опытного пилота, машина перешла в горизонтальный полет. Теперь следует поскорее набрать высоту, чтобы выйти из зоны аэростатов заграждения.

Штурман, курс на Кагул! - запросил Плоткин.

Командир, вы живы?! - удивился обрадованный Рысенко.- А я... я подумал...

Весь обратный полет по маршруту болезненное состояние не покидало Плоткина. Усилием воли он держался, понимая, что от него зависят жизни членов экипажа».

В августе - сентябре 1941 г. капитан Плоткин бомбил Берлин пять раз.

6.09.41 г. три уцелевших самолета авиагруппы вернулись на аэродром Беззаботное.

1-й минно-торпедный авиаполк включился в боевую работу по защите Ленинграда.

Летные экипажи наносили удары по обстреливавшим город артиллерийским батареям противника, уничтожали его живую силу и технику на линии фронта, топили боевые корабли и транспорты в Финском заливе и Балтийском море, ставили мины на морских фарватерах.

Вспоминает генерал-лейтенант авиации Хохлов: «Обстановка в 1942 году требовала от нас всячески усиливать минирование водных фарватеров, которые, использовал в своих целях враг, и ставить мины прежде всего на подходах к военно-морским базам и портам. Ибо со стороны финских шхер шла угроза кораблям и транспортам Краснознаменного Балтийского флота на всем протяжении Финского залива.

Постановка мин с воздуха - дело не простое и не легкое. Оно требует от летных экипажей высокой выучки, сноровки, слаженности действий. Особая роль здесь принадлежит штурманскому составу.

Надо, прежде всего, отвлечь внимание противника от мест падения мин на воду. Для этого несколько экипажей с больших и средних высот наносят бомбоудары по объектам и районам минирования. Эти удары являются отвлекающими. Тем временем действуют самолеты-миноносцы. Они летят на планировании, с приглушенными моторами и с малой высоты сбрасывают мины в заданных координатах.

Минные постановки, которые проводили мы, подразделялись на демонстративные и скрытные. Первые преследовали цель убедить противника в том, что минируется именно данный участок. А на самом деле скрытному минированию подвергался другой участок водного фарватера.

Демонстративные постановки мин производились, как правило, в светлое время суток, и для этого использовались старые образцы авиационных мин - якорных, парашютных. Они также создавали определенную угрозу для противника и отнимали у него немало времени и средств для разминирования, а главное, отвлекали его внимание от мест скрытного минирования. А последнее имело своей целью нарушить морские сообщения противника в шхерных районах, затруднить выход его кораблей с военно-морских баз и из портов в Финский залив. Производились такого рода минирования в основном в темное время суток, небольшими группами, а то и одиночными самолетами. Беспарашютные донные мины сбрасывались с высоты 50–150 метров, а парашютные - с 500 метров и выше.

Летный экипаж должен был обладать высоким мастерством самолетовождения и пилотирования. Имея координаты, куда следует поставить мину, экипаж рассчитывал, в зависимости от высоты и скорости полета, точку начала планирования. Войдя в нее, летчик приглушал работу моторов и на планировании ложился на боевой курс. В расчетном месте штурман сбрасывал мину, и тогда летчик давал полный газ моторам, быстро уводя самолет из района постановки. При этом противник не имел возможности даже приблизительно определить место падения мины...

Командир 3-й эскадрильи капитан Михаил Николаевич Плоткин был непревзойденным на Краснознаменном Балтийском флоте мастером по минированию рейдов немецких и финских военно-морских баз. Незаметно ночью он выводил свой ДБ-3 точно на вражеский порт, на предельно малой высоте сбрасывал на фарватеры плавающие морские мины и успевал уйти раньше, чем прожекторы начинали полосовать небо, а зенитные установки вести огонь.

В конце февраля 1942 года ставший уже майором Плоткин выполнял очередное задание по минированию одного из отдаленных портов Финляндии, на рейде которого скопилось много немецких военных кораблей.

Экипаж вылетел темной зимней ночью, осуществил постановку морских мин в акватории порта и повернул на обратный курс. Наводящие станции в тылу противника специальным шифром сообщали на командный пункт о возвращении дальнего бомбардировщика. В пять часов утра ДБ-3 пересек линию фронта. Оставалось меньше двадцати минут лета до аэродрома, как вахтенный радист командного пункта услышал в эфире взволнованный голос стрелка-радиста сержанта Кудряшова: «Прощайте, друзья-гвардейцы! Мы сделали все, что могли...»

Группа экипажей успешно произвела минирование вблизи военно-морской базы противника. Самолеты возвращались на аэродром. Стрелком-радистом в экипаже капитана М.А. Бабушкина был гвардии старший сержант В.А. Лучников...

Уже совсем немного оставалось до аэродрома, когда стрелок-радист стал вызывать аэродром. Увы, рация вышла из строя… В тесном отсеке стрелку-радисту неловко возиться с радиоаппаратурой, когда на груди парашют. И Лучников отстегнул его. Тут же он нашел неисправность в радиостанции. Устранил ее. Бросил взгляд на приборную доску. Стрелка высотомера, заметил он, колеблется у отметки 1200 метров. Часовая показывает 5 утра.

И в эту минуту страшной силы удар сотрясает самолет. Он рушится, разваливается на части.

Не успев сообразить, что же произошло, Лучников оказался в открытом воздушном пространстве. По привычке резко рванул руку к груди, чтобы ухватить вытяжное парашютное кольцо, и только тут вспомнил: на нем нет парашюта.

Нашли Лучникова в глубоком снегу на скосе оврага почти через сутки после катастрофы. Нашли с еле уловимыми признаками жизни. Врачи установили двойной перелом правого бедра, обморожение верхних и нижних конечностей. Руки и ноги пришлось сразу же ампутировать...

В воздухе столкнулись два самолета ДБ-ЗФ. При этом капитан Бабушкин успел выброситься с парашютом и остался невредимым. Штурман старший лейтенант Надхе погиб... Катастрофа… стала роковой для второго нашего экипажа. Он целиком, во главе с Героем Советского Союза М.Н. Плоткиным, погиб...

Эта потеря была особенно тяжелой, невосполнимой для полка. Михаил Николаевич Плоткин по праву являлся не только незаурядным летчиком и отличным командиром эскадрильи, но и на редкость чутким, душевным человеком. Его называли в полку «экстра-летчиком», с него брали пример хладнокровия и смелости. Все эти качества проявились в Михаиле Николаевиче еще в дни боевых действий против белофиннов. Тогда он за геройские подвиги был награжден орденом Ленина. А за полеты на Берлин в августе - сентябре 1941 года удостоен звания Героя Советского Союза. Где только не побывал Плоткин со своим отважным экипажем! Бомбил Кенигсберг, Данциг, Штеттин, Мемель... Защищая Ленинград, обрушивал торпедно-бомбовые удары на корабли и транспорты противника в море, уничтожал фашистские артиллерийские батареи, с большим мастерством минировал вражеские водные фарватеры.

Вместе с Плоткиным столь же умело, мужественно и слаженно действовали лейтенант В.П. Рысенко, зарекомендовавший себя одним из лучших штурманов в полку, и стрелок-радист старшина М.М. Кудряшов - оба награжденные орденами Ленина и Красного Знамени».

Похоронен в Санкт-Петербурге на кладбище Александро-Невской Лавры.

Здравствуйте, друзья! Благодарю вас за добрые отзывы о моих последних материалах в «Авторской колонке» и чуткое внимание к тому, что я делаю. Мне это очень приятно и важно. В этот раз хочу рассказать вам о человеке (благо есть прекрасный повод!), которого почитают и любят в среде поп-богемы, но, к сожалению, мало знают за ее пределами. А о нем, сказать честно, пора уже давно писать книги.

В самом деле, сегодня принято огульно ругать шоу-бизнес – во что выродилась некогда крепкая и плодовитая советская эстрада! Ведь «были люди в наше время» – не то, что нынешнее семя! Богатыри – не вы! Иных уж нет, а те далече…

А ведь и вправду: если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно? Но как часто этот «кто-то» оказывается скрытым от глаз кукловодом, закулисным невидимкой (или добрым волшебником!), а так хочется открыть его лицо, назвать имя, вывести, как говорится, на свет божий! Речь идет о продюсерах, менеджерах, директорах, или, как называлась эта должность в советское время, администраторах артистов. Ведь не будь их, не было бы и всех наших эстрадных корифеев и вокально-инструментальных групп прошлого и настоящего. Кто объединяет певцов и музыкантов в единую команду, подбирает репертуар, находит репетиционную базу, договаривается с филармониями и прочими организациями о проведении концертов, об оплате работы артистов, их проживании и питании на гастролях, собирает различную документацию для предоставления ее в те или иные госорганы и конторы?.. Правильно: они. Добавьте сюда всевозможные «непредвиденные» трудности в виде запивших в очередном Крыжополе монтировщиков сцены (или, что хуже, самих артистов!), сломавшегося на знатных российских ухабах гастрольного авто, «исчезнувших» куда-то перед концертом билетов и т. п., – и станет ясно, что управлять (или точнее: заправлять) концертными делами в нашей стране могли только подвижники.

ЗВЕЗДНЫЕ ПЛОТЫ МИХАИЛА ПЛОТКИНА

Одним из них (первых советских арт-менеджеров и продюсеров, хотя этих слов тогда не было в помине) стал в 60-е годы Михаил ПЛОТКИН . Сегодня это имя почти легенда, миф, а тогда Михаил Владимирович официально был чем-то вроде обслуживающего персонала при артистах, о ком не принято было много говорить и писать, но на самом деле это был самый настоящий боец невидимого гастрольно-концертного фронта. Кстати, это не только виртуозный администратор и организатор, но и прекрасный режиссер эстрадных программ, художественный руководитель, блистательный конферансье и эксцентричный шоумен. Когда он неожиданно выскакивает на сцену в середине какого-нибудь танцевального номера и вихрево выплясывает несколько па цыганочки или лезгинки, зал буквально стонет от удовольствия. На днях этот удивительный человек (обладающий, кстати, редкостно тонким чувством юмора – иногда изысканно-скабрезного, но никогда не пошлого!) отметил свой 66-й день рождения, а в державном театре «Московская оперетта» прошел 5-ти часовой (дольше только у Кобзона) творческий вечер мэтра, собравший целое созвездие имен, зажегшихся когда-то не без помощи его волшебной руки: Вячеслав Добрынин, Ренат Ибрагимов, Игорь Иванов, Борис Моисеев, Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев, Феликс Царикати, Валерий Сюткин, рок-бард Константин Никольский, Игорь Демарин, Ирина Шведова, Александр Песков, «Поющие сердца», «Новые самоцветы», «Алые маки», «Надежда»… Пришли поздравить своего друга и такие корифеи эстрады, как Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Бисер Киров и… все тот же Иосиф Кобзон, который, несмотря ни на какие болезни, очень проникновенно и чисто исполнил две песни – о маме (на идише) и «Мой путь» из репертуара Фрэнка Синатры. Завершил музыкальный марафон искрометный Валерий Леонтьев: он представил несколько песен, одна из которых – давняя «Ты меня не забывай» – была спета вживую по просьбе бенефицианта. Увы, не получился в концерте блок, посвященный памяти ушедших артистов и друзей Плоткина: почему-то так и не удалось инсталлировать на экране фотографии Арно Бабаджаняна, Махмуда Эсамбаева, Муслима Магомаева, Валентины Толкуновой… Миша очень расстроился.

Зато вспомнили о первых шагах на эстраде… Аллочки Пугачевой. Кстати, именно Плоткин летом 1969 года устроил один из первых больших туров тогда еще мало кому известной рыжеволосой артистки по российской глубинке. Она ездила тогда с цирковой труппой (и своим первым мужем Миколасом Орбакасом) в качестве… аккомпаниатора-тапера. Ну а заодно пела несколько своих песен под рояль (а если не было рояля, то под аккордеон, меха которого растягивали скрытые за занавесом цирковые актеры). Кстати, в той же программе, только в качестве звезды-«краснострочника», работал знаменитый артист цыганского театра «Ромэн» Николай Сличенко. Архивная фотография тех лет, когда все еще были молоды и вместе, заставила зрелую часть публики поностальгировать по старым добрым временам…

РАСКОЛОВШАЯСЯ ПЕСНЯ

Главным артистом Плоткина-администратора был популярнейший в 60-е годы певец Эмиль Горовец – первый исполнитель песен «Севастопольский вальс» и «Бухенвальдский набат». Горовец собирал стадионы и дворцы спорта по всей стране, и можно себе представить, какая колоссальная работа ложилась на плечи Михаила Владимировича – рассылка билетов, учет финансов, транспорт, гостиницы, качественный звук (слова «фонограмма» тогда не существовало в принципе).

Кстати, сам Плоткин начинал свой путь на московской эстраде в 1964 году в качестве… рабочего сцены у популярного юмористического дуэта Шуров и Рыкунин. «Вы представляете? Маленький жидок тащит на себе декорации. Вот умора!» – умиляется самому себе Миша. Еще он работал у Бориса Амарантова, был зав. постановочной частью (а потом директором) в известном ансамбле танца «Сувенир»: доставал балетные тапочки, пуанты, улаживал творческие конфликты, организовывал статьи в прессе…

Где-то в начале 70-х после отъезда Эмиля Горовца в Израиль Плоткин пришел в группу «Веселые ребята». Они давали по 60 - 70 концертов в месяц. Правда, рекорд поставили тогда «Самоцветы»: 124 (!) сольных выступления. Месячный гонорар музыкантов доходил иногда до… 1 000 рублей, что по тем временам просто фантастическая сумма. «Миша, которого мы пригласили к себе администратором, был для нас добрым гением, – вспоминает бессменный руководитель «Самоцветов» Юрий Маликов. – Он одним из первых в нашей стране понял, что из обычного эстрадного концерта надо делать шоу. Если в каком-то зале была плохая аппаратура, он добивался, чтобы ее заменили на хорошую. Всегда веселый, в тонусе, Плоткин умеет быть смешным на трезвую голову и своими сочными шутками поднимает всем настроение».

В 1974-м, наработав опыт, продюсер начал создавать собственные коллективы. Первым из них стала легендарная «Лейся, песня», соруководителем которой вместе с Плоткиным стал талантливый гитарист Валерий Селезнев. У последнего, однако, был серьезный недостаток – любил хорошо приложиться к рюмочке, из-за чего в коллективе возникли разногласия и в конце 1975-го он раскололся на два лагеря. Часть музыкантов ушла тогда с Плоткиным, в том числе певцы Игорь Иванов (прославился через год хитом Давида Тухманова «Из вагантов») и Людмила Барыкина. Ансамбль решено было назвать «Надежда», тем более что его репертуар строился в основном на творчестве Александры Пахмутовой и Николая Добронравова (кстати, визитной карточкой группы стала впоследствии их песня «До отправленья поезда осталось пять минут»).

Дебют ансамбля состоялся весной 1976 года в Театре эстрады. В «Надежде» в разное время работали многие талантливые музыканты: гитарист Алексей Белов, Владимир Кузьмин (в середине 70-х только начинавший свой творческий путь), композиторы и аранжировщики Александр Клевицкий и Олег Каледин, выступали в качестве солистов певцы Алексей Кондаков, Николай Носков, Игорь Браславский, Татьяна Рузавина и Сергей Таюшев (который играл еще и на бас-гитаре), Нина Матвеева, Валентин Бурштейн, Александр Мураев, Надежда Кусакина и другие.

«ЗАСРАКУ» НЕ ДАЛИ, НО НАДЕЖДА НЕ УМИРАЕТ

В 1988 году ансамбль прекратил свое существование и возродился только к середине первого десятилетия нового века. Причем Плоткину за обладание своим брендом – «Надежда» – пришлось даже… судиться с бывшими участниками коллектива, которые успели в обход своего художественного руководителя зарегистрировать это название в РАО как товарный знак, да еще всячески обливали Мишу грязью. О времена, о нравы!

Впрочем, не лучше они были и прежде. При всех грандиозных заслугах Плоткина в области эстрады, власть упрямо старалась «не замечать» его. В начале 80-х его не пустили с концертами в Афганистан (а он хотел поддержать дух наших воинов), отказали в премии Московского комсомола и вообще не присваивали никаких званий (не дали даже вшивенькую, ни к чему не обязывающую «засраку» – засл. раб. культуры).

В 1994 году, уставший и обиженный, Плоткин вместе с больной матерью и братом, известным балетмейстером Давидом Плоткиным, эмигрирует в США, где занимается концертами русских артистов – как местных, так и приезжих. Организовал, в частности, американские гастроли Ирины Аллегровой и Ефима Шифрина, юбилейный тур своего бывшего «клиента» Эмиля Горовца и даже… передачу на русскоязычном канале ТВ. Однако Америка не стала лакомым куском для мечущегося «еврея с русской душой»: Миша с матерью (брат вскоре умер) возвратился в Россию.

«Я счастлив и ни на что не ропщу, – чуть грустно улыбается именинник. – У меня есть любимая работа, друзья, множество неосуществленных намерений и силы – я надеюсь – для их реализации. И потом, я решил, что непременно должен узнать, что же такое рубеж в 69 лет?! А там посмотрим».

СЕРГЕЙ СОСЕДОВ